Он имел в виду «снова сердце?». Сердца и тот, кто обзывал меня тушканчиком, превалировали в новой разновидности кошмаров. Всю прошлую неделю я и мой воображаемый родственник гуляли по тёмному, почти полностью лишённому красок лесу.
Я легла на спину, и Робинс, с которым мы случайно начали встречаться, сграбастал меня в охапку, притягивая к голой, местами волосатой, но подтянутой груди. Уткнувшись носом в небольшое углубление у основания шеи, украшенное родимым пятном в форме почти идеального треугольника, я пробормотала:
– Вставать скоро. У меня занятия, надо купить маме подарок, а ещё меня наконец-то пустят к Кайле. Она вроде бы оклемалась, и её скоро выпишут из больницы.
В голове почти не осталось места для бытовых вопросов, лишь мысли о сердцах, братьях, и привкус крови во рту. Я бы не удивилась, если бы скоро и правда начала вскакивать в крови и чьих-то кишках.
– Точно, день рождения твоей мамы. У меня сегодня встреча с Пьером Бенеттом по поводу аукциона в пять часов. – Алекс посмотрел на меня так, как мужья обычно смотрели на жён, отпрашиваясь с друзьями в бар попить пива. – Могу опоздать.
Я ответила ему взглядом жены, которой резко приспичило навязаться на банкет вместе с мужем.
– Пьер Бенетт? Я хочу с тобой.
– Не думаю, что это хорошая идея, Аника. После твоего рассказа о… – оказалось, что огромный мозг Алекса мог вместить в себя абсолютно всё, кроме простого, довольно односложного слова «аноним».
– Об анониме, – насупилась я.
– Да, о нём, – с лёгким привкусом сомнений отозвался Робинс, плотнее прижимаясь ко мне. – Если в правительстве происходит такая чертовщина, тебе лучше держаться от неё подальше.
Я поняла, что случайно проболталась уже после того, как разговор вчерашним вечером плавно подвёл нас к шантажу. Габриэля я приняла решение прикрыть, упомянув лишь, что Пьер Бенетт что-то натворил.
Что он натворил, меня никак не касалось, разве что мой отец и замминистра были лучшими друзьями. Впрочем, после смерти моего папы сам Пьер очень ловко улизнул от связывающих его с моей семьёй отношений. О нас с мамой забыли, словно о ненужном барахле, и теперь я хотела выяснить, был ли причастен мой отец к тому, чем шантажировали всю верхушку.
– Именно поэтому я и хочу пойти с тобой. Теперь, когда ты тоже принял Эттвуда в наш скромный кружок по интересам, мы должны узнать о нём как можно больше. Например, я бы начала с того, как он связан с мэром Парижа, – почти не соврала я, выдав первый попавший на язык предлог.
Открыв оба глаза, Робинс перевернулся на спину и со страдальческой миной уставился в потолок.
– Что?
Он потёр глаза основанием правой ладони и шумно выдохнул:
– Всё слишком запутанно. Я не хочу, чтобы ты лезла в новую передрягу ещё до того, как мы разобрались с предыдущей.
– Судя по динамике, лучше уже не станет.
Я имела в виду возвращение к копанию в книгах. Хоть Алекс и согласился на то, что Эттвуд тоже будет нам помогать, сам он куда-то запропастился. Последние две недели мы готовились к поездке в Каир, аукциону и дню рождения моей мамы, пока Его Величество Индюк отмахивался короткими сообщениями, без особого энтузиазма справляясь о моём здоровье.
Габриэль сказал, что поехал к отцу обсудить детали предстоящей попытки перекупить Око Гора. Когда комиссия по древним ценностям пришла к выводу о том, что Уаджет – подлинный представитель позапрошлого тысячелетия, Пьер Бенетт принял неожиданное для Алекса и остальных решение о его продаже. Меня, естественно, ничего уже не удивляло.
Из желающих выстроилась целая очередь. Новости о продаже такого антиквариата в частные руки разлетелись по всему миру. Некоторые таблоиды сплетничали о том, что стартовая цена превысит сумму в миллион евро, и это автоматически обрубит возможность Алексу купить свою же находку.
– Почему Эттвуд просто не украдёт Око? – спросила я, когда Алекс начал снова засыпать. – Столько возни с аукционами…
– Есть легенда, – он зевнул, – согласно которой Глаз Гора обладает реальными магическими свойствами…
– Ты в это веришь?
– Легенда, – напомнил Алекс, а потом добавил: – Впрочем, меня бы не удивило, окажись это в действительности так.
Я хмыкнула. Ну конечно, когда твоя девушка безумна, поверить можно во что угодно.
– Правый глаз Гора символизировал Солнце, а левый – Луну. После победы Осириса над Сетом сам глаз стал символом могущества. Фараоны носили его как символ того, что их власть законна, что им покровительствует сам Осирис. В то время постоянно кто-то кого-то убивал, да и в целом жили недолго, но ходили легенды, что убийцы фараонов, силой отбиравшие трон, умирали в страшных муках. Око не признавало тех, кто заполучил его таким способом, и убивало их.
– Очень в духе египтян. Имею в виду, верить в то, что тебя убил мифический амулет, а не хромающая система здравоохранения.