Погребенные

– Тише, – прошептал он и стиснул челюсть, когда моя слеза попала на его большой палец, который поглаживал щеку. Прежде чем я успела распробовать новую, странную эмоцию в его взгляде, Эттвуд прикрыл веки и повторил: – С тобой всё хорошо.

– Не хорошо. Не хорошо, Габриэль…

Он улыбнулся и посмотрел на мои губы, но я не думала о поцелуях.

– Я находилась в пустыне. Там были девушки и… какой-то ритуал. Они… они…

– Они клялись Маат в вечной верности, – закончил за меня Габриэль, и моё тело пронзило ужасом.

В маленькой гостиной, совмещённой с кухней, этим вечером было слишком людно. Мама сидела за столом и капала в кружку успокоительные. Робинс-старший заботливо поглаживал её по спине, искоса на меня поглядывая.

– Да, Пьер, – бормотала она в трубку, хлюпая носом, – с Аникой всё хорошо. С ней случается… а, Моника тебе уже говорила…

Глаза мамы расширились от удивления, и она уставилась на меня с немым «вот стерва».

Бенетт что-то ответил, и она посерела ещё сильнее.

– Какой кошмар. Бедная девушка. Я попрошу Анику не шастать по ночам в одиночку. Спасибо, что позвонил. – Сбросив трубку, уже нам добавила: – Впервые за полгода, старый трус.

– Что случилось?

– Нашли несколько мёртвых молодых девушек. – Мама принялась капать успокоительные с новой силой, а затем открутила флакон и одним движением вылила его. – Попросил меня предупредить тебя вести себя осторожнее. Беспокоится.

– В новостях об этом ни слова, – шёпотом подметил Чарли.

– Не хотят наводить панику.

Я вспомнила рыдавшую в приёмной женщину и её лицо, когда прокурор вышел из кабинета. Впрочем, действительно ли убийства в таком большом городе как Париж вызывали изумление? В этой комнате обходили стороной вопросы пострашнее и посерьёзнее.

Где-то между четырьмя и половиной пятого утра на маленькой газовой плите загудел чайник, врываясь в царившее между всеми молчаливое напряжение. Похоже, гремя кухонной утварью, там хозяйствовала Вивиан, одна из немногих, кто не лишился рассудка после случившегося.

Казалось, я всё ещё сплю. В ушах набатом гудел треск факелов и протяжный, скрипучий вопль пустыни, следом за которым шёл хруст двумя ударами клинка расколотого пополам черепа. Кем были те люди? Что случилось в том месте, и почему я стала невольным свидетелем тех событий?

По-прежнему ощущая тошнотворную сладость вина на искусанных от волнения губах, я подняла голову и посмотрела на Александра. На нём не было лица. Стоя у окна, он, словно безликая тень, смотрел сквозь физические материи в никуда и вместе с ногтем пережёвывал большой палец.

Немного нервничая, я вытерла потные ладони о джинсы, повернула голову и посмотрела на вальяжно раскинувшегося на диване Эттвуда. Как обычно, во всём чёрном, согнув одну ногу в колене и положив её на другую, он расстегнул несколько пуговиц рубашки у горла и уставился на меня. В медовых глазах плескалось веселье, никак не сопряжённое с минувшими событиями, и за это мне хотелось ему врезать. И я бы треснула его по башке, если бы не одно но…

Габриэль спас мою жизнь. Он должен был вернуться в Париж только завтра, но магическим образом оказался у Пьера именно сегодня. Или, точнее, вчера. Я почти не сомневалась, что причиной их встречи стал его шантаж, но сейчас это не имело значения.

В конце концов Эттвуд спас меня, и что-то подсказывало, что калечить своего спасителя – не лучшая ему награда.

Ко всему прочему он оказался единственным, кому понравилась стряпня моей мамы. Не обращая внимания на местами пережаренную, местами сырую котлету, он взял со стола тарелку и с выражением, с которым другие ели вагю с трюфелями, принялся активно подгребать содержимое блюда в рот.

– Давно не лежал в больнице с отравлением? – прочистив горло, поинтересовалась я и отвернулась, тут же ойкнув.

Обогнув диван с обратной стороны, Дориан подкрался сзади и положил руки по разные стороны от моих плеч.

– Ну и напугала же ты меня, солнышко.

Новость о том, что мы всё же не переспали, немного повысила статус парня в моих глазах. Когда его ладони слегка задели мои плечи, я не стала их убирать и, запрокинув голову, проворчала:

– Не слишком-то ты похож на напуганного.

Довольно ухмыльнувшись, он подбородком указал в сторону Алекса.

– А профессор-то наложил в штаны.

– Покажи свои штаны, умник, – закатила глаза грациозной походкой выплывшая из кухни Вивиан. Она держала в руках кружку с чем-то горячим. Слегка на неё подула, разгоняя клубящийся пар, и, к удивлению присутствующих, протянула мне. – Попей. Тебе сейчас полезно.

– Какой яд ты туда добавила? – испытующе на неё уставилась я.

– Только свою любовь.

– Её любовь ещё хуже, чем яд, – предупредил Эттвуд.

– Знаешь не понаслышке? – спросила я, развернувшись к нему лицом.

Поманив к себе пальцем, он наклонил голову и губами коснулся горячей кружки с молоком и, судя по запаху, корицей. Ухмыляясь и не отрывая от меня глаз, сделал несколько глотков.