На секунду мне показалось, что в комнате потух весь свет. Всё, что я видела перед собой, – его язык, многозначительно облизывающий чувственные губы. Поймав мой взгляд, словно хромую олениху в силки, Эттвуд полностью удовлетворился проделанной работой и широко улыбнулся. Меня снова посетило желание врезать ему по лицу.
– Не отравлено.
– Идиоты, – заключила Вивиан и плюхнулась в единственное кресло.
– В этом вся наша прелесть, да, солнышко?
Дориан уселся по правую сторону от меня, немного не рассчитав вместительность двухместного зелёного дивана. Или рассчитав?
Оказавшись вжатой в Эттвуда, я грозно посмотрела на него.
– Твоё место на полу.
– Очень негостеприимно, – обиделся Дориан.
– Согласен, – подтвердил Габриэль, игриво намотав локон моих волос на указательный палец. Порой смены его настроения пугали меня даже больше собственных видений.
– Можешь сесть к кому-то из нас на коленки, – великодушно предложил Дориан.
Не разобравшись, что показать лучше, высунула язык и оттопырила средний палец правой руки одновременно.
Робинс, до этого созерцавший глубокую ночь за окном и явно философствующий о бренности бытия, повернул голову и уставился на меня, словно впервые видел.
– Я предлагаю начать то, ради чего мы здесь собрались, – безжизненным тоном прошептал он.
– Мы ждём, пока миссис Ришар выпьет свои таблетки и успокоится, – напомнила Вивиан.
– В мире нет столько таблеток, чтобы я могла успокоиться, – вздохнула мама, сложив руки на животе.
Робинс-старший принёс из кухни две табуретки и поставил их в самом центре между диваном и креслом. Алекс продолжил подпирать собой оконную раму, Дориан сполз на пол, щекой прижавшись к худеньким икрам сестры в дизайнерски драных колготах.
Повисло долгое молчание, и я поняла, что для Алекса, Чарли и мамы это первый раз… сны и рассказы о моих видениях существенно отличались от того, с чем они столкнулись, пытаясь заставить меня дышать.
Справляться с ужасами, облачёнными в слова, не совсем то же самое, что столкнуться с кошмаром наяву. И я немного сомневалась, что Робинс готов к этому столкновению. Он, словно астроном, всю жизнь изучающий вселенную по книгам, вдруг оказался выброшенным в открытый космос, для выживания в котором одной теории недостаточно.
Мама вела себя и выглядела несколько иначе. Похоже, её больше потрясло не случившееся, а его значение. Ведь выяснилось, что её дочь не сумасшедшая. Из травмированного, психически нездорового ребёнка я превратилась в живое доказательство существования того, во что она не верила.
Монстры, магия и всё, что до этого мы видели лишь в кино и литературе, оказалось реальным. И он знал об этом. Габриэль Эттвуд знал обо всём.
– Кажется, пришло время всё прояснить, – произнёс он, когда стало понятно, что у остальных не хватит силы духа заговорить первыми.
– Уж будьте добры, – выдохнул Чарли Робинс. Думаю, как врачу, ему приходилось труднее всех. Я не так непоколебимо верила в науку, как он. Этот мужчина потратил всю жизнь на попытки разобраться в тонкостях душевной организации людей, даже не допуская возможность вмешательства потустороннего. Психология и психиатрия могли бы перевернуться вверх дном, реши мы убедить врачей в обратном.
– Аника, милая, ты в порядке? – севшим от волнения голосом поинтересовалась мама, накрыв ладонью мою руку. – Как себя чувствуешь?
– Как человек, который объелся песка, – глупо пошутила я, и Дориан в ногах Вивиан прыснул со смеху.
– Пожалуй, я начну с истории, – тяжело вздохнул Габриэль. – Корни легенды берут своё начало ещё со времён правления Рамсесса II, фараона Древнего Египта. То была тяжёлая эпоха, но не для людей, а для богов.
На секунду моё сердце перестало биться. Я покосилась на Робинса-младшего, но его лицо оставалось серее дождевой тучи и не выражало никакого мнения на счёт существования богов.
– Я… – Чарли судорожно сглотнул, – правильно вас понял? Боги?
– Да, боги, – медленно, словно объясняя годовалым детям, повторил Габриэль. – Не думали же вы, что человеческая фантазия столь богата? – с лёгким пренебрежением бросил вдогонку.
Очевидно, Чарли думал, но промолчал, кивком головы приглашая Эттвуда продолжить.
– В Пантеоне случился разлад.
– Правильно ли я понимаю, что мы говорим о легенде? – подал голос Робинс.
– Что, по-вашему, служит основанием возникновения легенды, профессор? – ухмыльнулся Габриэль.
– Человеческая фантазия, к которой вы относитесь с таким пренебрежением.
– Тогда вам лучше не слышать, что я планирую рассказать дальше.
– Всё, что вы планируете сказать, я уже знаю, monsieur. Легенда о богине Маат, полюбившей смертного. Вам ведь поэтому так нужно Око?
Я непонимающе заозиралась. Мама и Чарли последовали моему примеру, а вот Эттвуд снисходительно улыбнулся.
– Удивлён, что вы знаете эту легенду. Она почти канула в небытие.
– И тем не менее жители Нижнего Египта до сих пор в неё верят. Впрочем, они готовы признать, что это всего лишь романтическая сказка о несчастных влюблённых.
– Мало романтичного в легенде о падении целого пантеона богов.
Увидев, что мы ничего не понимаем, Робинс закатил глаза и пояснил: