Погребенные

– Легенда о богине Маат гласит, что она полюбила смертного и приняла решение жить среди людей. Боги запретили ей спускаться в мир смертных, а чтобы искушение пропало, убили человека, которого она полюбила. Обезумев от горя, богиня похитила ключи от царства мёртвых, Дуата, заперла там всех богов и сбежала в мир смертных, чтобы обрести в нём счастье.

Эттвуд открыл рот, собираясь что-то добавить, но Робинс его перебил, выплюнув следующее предложение с ядовитой иронией:

– И тем ключом был Глаз Гора, Уаджет. По легенде, тот, кто отыщет ключи в Царство Мёртвых и освободит богов, получит вечную жизнь и несметные богатства.

– И как это может быть связано со мной? – Я обернулась к Габриэлю.

Не обращая внимания на меня, слишком увлечённый и восхищённый Алексом, Эттвуд произнёс:

– Я недооценил вас, профессор.

– Это взаимно. Мне следовало догадаться, что Око Гора вы планируете использовать исключительно для наживы, которая, сомневаюсь, что вообще существует.

– Так, – мама прочистила горло, – обменяетесь любезностями позже. Я хочу знать, к чему всё идёт, и как Аника со всем этим связана.

– Профессор пересказал всё предельно чётко, упустив лишь несколько деталей. Маат и правда сбежала из Царства Мёртвых, оставив богов гнить там до скончания веков. Дабы избежать проблем в будущем, прятать ключ от такого места требовалось с умом. Поэтому Маат проявила недюжинную хитрость, сделав кое-что очень интересное.

– Мой любимый момент, – подмигнул Дориан.

– Она основала культ из четырнадцати девушек, каждой подарив анкх[5], не только символ, но и дарующий жизнь амулет. Своей кровью и амулетами она привязала смертных к себе…

– Но девушек было пятнадцать, – прошептала я, и все тут же на меня уставились. – В моём сне их пятнадцать, не включая меня, одну из которых убили.

На секунду Габриэль о чём-то задумался, а потом ответил:

– Точное число здесь не имеет такого значения как то, что этим девушкам поручили сделать. Пятнадцать молодых египтянок вступили в культ богини Маат, взамен на долгую жизнь пообещав ей сохранить ключи от врат в Дуат, Царства Мёртвых.

– По-прежнему не понимаю, как это может быть связано с Аникой… – пробормотала мама.

– Я предполагаю, что Аника может быть потомком одной из них. Как и вы, madame Ришар, если Аника, конечно, ваша родная дочь.

XXI

У подъезда скромной обители обнищавшей семьи Ришар стояло две машины. Соседка этажом ниже чуть не вывалилась из окна, сгорая от желания узнать, к кому же приехала такая тачка.

Габриэль Эттвуд просто не мог выбрать что-то поскромнее. Рядом с его жёлтым поршем авто Робинса напоминало неприметную труповозку. И он сам был согласен с таким определением, то и дело бросая косые взгляды в сторону Эттвуда.

– Поздравляю! – расплылся в белозубой улыбке последний, засунув в рот сигарету. – Вы прекрасно смотритесь вместе.

Рука Робинса покоилась на моей талии, помечая территорию. Пока мама выносила всю квартиру в небольшое двухдневное путешествие, я, Алекс, Габриэль, Дориан и Вивиан вот уже второй час околачивались у подъезда.

Я с ужасом предвкушала, что ждет нас впереди в такой огромной, но, мягко говоря, разношёрстной компании. Напряжение между Эттвудом и Робинсом можно было пощупать руками.

Алекс ни в какую не желал верить в моё возможное родство с древним кланом хранительниц ключа самого большого банка в мире – Дуата, Царства Мёртвых.

Мой небольшой багаж знаний и представлений о реальности, нажитый за предыдущие двадцать пять лет, так же оказывал сопротивление. Я пихала его в самый угол, старательно делая вид, что в целом всё не так уж и плохо.

На самом деле всё было просто ужасно. Даже ужаснее ужасного, если такое вообще возможно. Хуже чем считаться психичкой, было только найти оправдание психозу в древней легенде о хранительницах.

Мама отказывалась признавать, что «нечистые» гены передались мне от неё, поэтому путь к исцелению лежал через Страсбург. Я хотела увидеться и поговорить с тётей.

– Спасибо, – ядовито ответила я, и, выпутавшись из рук Алекса, подошла к валяющемуся на ступеньках Дориану.

Сюрпризы, впрочем, не заканчивались. Пока мама собирала все драгоценности, мотивируя, что они обязательно понадобятся ей в течение двух дней, семейство «кошачьих» помимо двух чемоданов, преимущественно состоящих из вещей Вивиан, притащили с собой кота. Настоящего. Того самого, которому я треснула пяткой по голове утром, прославившимся первым «удачным» знакомством с Эттвудом.

Чёрный говнюк, видимо, припомнив всё хорошее, зашипел в клетке, когда я села рядом с его хозяином.

– Зачем вы взяли с собой кота?

Дориан искренне возмутился пренебрежением, с которым я задала этот вопрос и, засунув палец в клетку, погладил животное по пятнистому носу, тычущемуся в решётки.

– Не слушай её, Пёс. Мы никогда бы не оставили тебя дома одного.

– Правда, Дор, – Вивиан сидела в кустах madame Розетты, прячась от солнца в тени, – на кой чёрт ты потащил его с собой?

– Ты назвал кота Пёс? – уточнила я.

– Он умеет гавкать, – оправдался парень и принялся открывать клетку. Я отодвинулась в сторону, опасаясь, что он может снова на меня броситься.