Погружение

Я написала ему, пока гуляла, убеждая себя, что хочу расспросить его о Даге, понять, на что тот действительно способен. Нил живет на острове дольше, чем Даг, и они даже снимают вместе квартиру. Но когда я писала Нилу сообщение, приглашая выпить кофе, думала я не о Даге. Я думала о том, как тогда во «Франжипани» нога Нила прижималась к моей, о легком прикосновении его губ к моей щеке два дня назад, в суматохе на пляже Пхо-Тау.

Когда я это осознала, меня покоробило: мысли о Ниле просачиваются сквозь броню, которую я наращивала годами. Но сейчас, когда он улыбается, сидя напротив меня за столиком в открытом кафе «Манки-Бунгало», одном из тех, что усеивают весь пляж, снова приходит оно. Чувство, что все возможно. Желание ощутить его прикосновение. Мой взгляд, как всегда, притягивают его веснушчатые губы.

Я отгоняю эти навязчивые мысли вопросом, который точно положит конец моему легкомыслию.

– Какие новости об убийстве Даниэля? У полиции есть версии? – спрашиваю я. Правда, учитывая все, что я знаю о полиции на Санге, я могу предположить, каким будет ответ.

Нил подтверждает мои подозрения, медленно качая головой.

– Слушай, мне жаль, что тебе пришлось… – он замолкает, посерьезнев, – ну, все это пережить. Я не хочу, чтобы ты считала, что это в порядке вещей. Что постояльцы тут… один за другим умирают.

Я молчу и думаю, что бы ответить, но Нил заговаривает снова.

– Извини, это было бестактно. Я, наверное, немного нервничаю, – он теребит соломинку.

– Нервничаешь? – переспрашиваю я. Нил всегда веселый, и очаровательный, и открытый. Ни разу не видела, чтобы он хоть сколько-нибудь нервничал.

– Угу, – хмыкает он. – Из-за тебя нервничаю.

Я обхватываю ладонью свою чашку и смотрю, как на поверхности собираются пузырьки, одновременно пытаясь не обращать внимания на то, что краснею.

– Знаешь, я искал тебя тогда, на вечеринке. Думал, может, мы могли бы… пообщаться, – говорит он.

– Я тоже, – тихо отвечаю я, и это правда.

– Ты вроде вчера сказала, что плохо себя чувствовала?

– Да, – говорю я, снова уставившись в чашку. – Не знаю, что случилось, мне просто стало нехорошо.

Он кивает, я не вдаюсь в подробности, и мы на несколько секунд проваливаемся в уютное молчание.

Через некоторое время улыбка Нила меркнет, и на его лицо ложится тень беспокойства.

– Слушай, я знаю, что за последние несколько дней случилось много всего. И ты, наверное, заметила, как странно все реагируют на то, что произошло с Люси и Даниэлем. – Нил смотрит на воду, его лицо становится непривычно неподвижным, но потом он снова переводит взгляд на меня. – Понимаешь, до того, как я приехал сюда, жизнь у меня была довольно унылая. Я никому этого не рассказывал, даже Дагу и остальным. Но тебе мне почему-то хочется открыться… – Он вздыхает. Я совсем не ожидала услышать нечто подобное и, когда пауза затягивается, думаю, что он больше ничего не скажет, но он неуверенно продолжает: – Я несколько раз пытался покончить.

– Покончить с чем?

– С жизнью, Брук, – говорит он чуть более уверенно. – Один раз – таблетками, второй – героином. И оба раза неудачно, только в больницу загремел. Теперь, когда я об этом вспоминаю, думаю, что просто не так уж и хотел умереть. Хотел бы – нашел бы способ. Но тогда мне казалось, что я даже с собой покончить нормально не могу.

Эта новость бьет меня как обухом по голове. У меня не получается совместить сидящего передо мной Нила – дурашливого Нила, который пьет розовые коктейли, – и человека, который допускает саму мысль о том, чтобы отнять у себя жизнь. Правда, обо мне наверняка говорили то же самое. Не думая, я накрываю его ладонь своей. Он поднимает голову и смотрит мне в глаза.

– Когда я наконец вырвался из Англии, у меня как будто началась новая жизнь. Я приехал сюда и действительно смог представить какое-то будущее. Невообразимо далеко от того ада, в котором я провел двадцать лет. Я был счастлив – впервые. Увидел море, у меня появились друзья. Раньше я завидовал другим, потому что они просто живут. Когда я обосновался здесь, я впервые почувствовал, что меня наконец-то приняли в этот клуб, что я тоже заслуживаю быть человеком, который может стать счастливым.

Он замолкает, глаза у него заблестели от ностальгии.

– Они меня воскресили, понимаешь? – продолжает он. – «Старожилы». Когда я с ними познакомился, то сразу почувствовал, что наконец-то обрел семью. Настоящую семью. Людей, которые сделают для меня что угодно и будут любить меня, в какое бы говно я ни вляпался.

В сердце у меня открывается та же рана, что и тогда во «Франжипани». Полная тоски расщелина, которую только предстоит заполнить.

Я делаю глубокий вдох, гадая, стоит ли мне наконец рассказать, почему я сбежала из Кентукки и от всего, что знала. Не пора ли поделиться этим, открыться?

Но я ничего не говорю, и Нил, решив, что его признание меня оттолкнуло, невесело смеется и отодвигает руку:

– Извини, что загрузил.

– Нет-нет. – Секунду я молчу. – Я так тоже делала.

Он выжидающе смотрит на меня, и я понимаю, что выразилась неясно.