Поймать зайца

Я почувствовала, что и сама должна попи́сать, преступлению придется подождать. С трудом стащила джинсы с вспотевших бедер. Один лист прилепился к моей заднице. Я и забыла, как жарко в Боснии. Боснии, которую съела темнота, по которой ползали старики, на которую я писала. А Лейла, где была Лейла? Я слышала, как вдалеке шуршат ее шаги. Я подтерлась полузасохшим листом и натянула джинсы. И увидела, что поле меня обмануло: тут не было никакой жизни. Они были мертвы, все эти кукурузы, все до единой. Жара иссушила их суть, искалечила стройные растения. Темнота украла их цвет. Мы находились посреди кладбища кукурузы, о которой кто-то забыл, оставив умирать в темноте возле шоссе.

Лейла по-прежнему ходила у меня в ушах, я слышала, как ее кроссовки топают по сухой земле и мертвые растения хлещут ее по голым плечам. Я больше не знала, с какой стороны я пришла, где «Астра», да и где она. Двинулась в одном направлении, потом в другом – безуспешно. Поле вдруг стало безграничным, оно ширилось во все стороны. Я обернулась, но и машины за спиной у меня не было. Я хотела крикнуть, сказать, что это уже не смешно, но испугалась: вдруг мы здесь не одни? Возможно, на этом кукурузном поле когда-то давно исчезли и другие женщины. Последний заколдованный лабиринт для упрямых босниек, который нужно преодолеть, чтобы оказаться на пограничном переходе. Это говорила нам наша маленькая страна, наш сраный якорь: «Не спеши, куда это ты собралась?» Умерли ли они здесь, те девушки, жаждавшие эмиграции, среди этих засохших стеблей, в шаге от спасения? Превратились ли их кости в пыль, смешались ли с землей, на которую Лейла и я сейчас писали?

Было жарко, и я проголодалась. В моей голове по-прежнему пульсировала тупая боль. Я села на землю, чтобы не потерять сознание. Если я вырублюсь, бесплодная земля проглотит меня. Я напомнила себе, что у нас есть план. Мы пересечем границу и как-нибудь дотянем до Загреба. Там я смогу принять душ, поужинать и поспать, прежде чем мы продолжим путь в сторону Австрии. Прошло всего несколько дней. Еще столько же – и я вернусь к Майклу. Эта мысль меня успокоила. Я подумала, что все в порядке, все идет по плану, настолько успешно, что я даже могла бы поспать, спрятавшись на этом поле. И была бы в полной безопасности, меня никто бы не нашел.

Почувствовав вдруг необъяснимую усталость, я легла на землю. Мне была нужна передышка – от темноты, от езды, от Лейлы. А потом я услышала ее шаги. Она была все ближе и ближе. Она могла найти меня и в темноте, чувствуя кровь за километры, как акулы. Кукуруза вдруг стала похожа на ничего не значащие соломинки. Я видела над собой ее худую фигуру и белые пряди, свисавшие почти до моего лица. Она расплела косу.

Потом оттолкнула от себя навязчивый стебель кукурузы и села на землю. Потянулась к моим ступням, чтобы положить их себе на колени, отчего я так сильно дернулась, что случайно ударила ее по локтю. Мне все было безразлично. Пусть и ей будет больно.

«Лейла, какого хера, что с тобой?» – сказала я и встала.

«Нет, это какого хера что с тобой? Я же сказала, что хочу писать».

«Ты могла нас убить!»

«Нас убить? Да не пизди, мы просто свернули с дороги. Буквально».

«Нет, я серьезно. Нельзя так себя вести. Не годится. Машина чуть не перевернулась».

Она глубоко вздохнула и легла на землю.

«О’кей, хватит уже… Знаешь, что сейчас я вспомнила? – спросила она, а потом тут же сама себе ответила: – Помнишь Майю из четвертого бэ?»

«Да пошла она в жопу, эта Майя из четвертого бэ. Сначала цирк с английским у Кнежевички, теперь это говно. Меня уже тошнит от твоих глупостей».

«Моих глупостей? Неужели я сейчас разговариваю с маленькой культурной европейкой?»

«Знаешь, Лейла, иди ты на хер».

«Нет, «Лейла, иди ты на хер», не прокатит. Я попросила тебя помочь мне, ты согласилась. И теперь я должна вести себя прилично и быть рафинированной, и чтобы волосы у меня были такими, как тебе нравится, и одежда такая, какая тебе не мешает, и чтобы разговаривали мы только о том, о чем ты пожелаешь разговаривать, и чтобы я тебе сказала, как нам было дивно на выпускном, и чтобы я по возможности забыла, что у меня есть кишечник и мочевой пузырь…»

«И что все это должно значить?»

«Ты, Сара, как будто все забыла. Ты тотально слепа».

«Я не слепая, просто я взрослая».

«А, вот оно что? Скажи мне тогда, почему у меня складная Моторола».

«Откуда я знаю? При чем здесь сейчас…»

«Тебе смешно, – сказала она спокойно. – Ты считаешь, что люди в своей жизни могут все выбирать. Потому что ты провела всю жизнь, выбирая все. У меня этот сраный складной телефон, потому что это единственный телефон, который я смогла себе позволить. И работаю я сраной официанткой потому, что это единственная работа, которую мне удалось найти. Сейчас я здесь потому, что мне это показалось последним вариантом. Так что, если тебе неприятно, или ты скучаешь, или нервничаешь… я искренне извиняюсь. Но я не собираюсь притворяться перед тобой маленькой культурной европейкой только потому, что ты, похоже, забыла, кто я».