Поймать зайца

«Ты злоупотребляешь нашим культурно-историческим наследием для возбуждения мужчин».

«Для этого в основном оно и используется».

Тип снова начал орать: «Хочешь еще?! Хочешь еще?!» Ответа мы не слышали.

«Может быть, я совершила доброе дело. Может, они сегодня вечером сделают умненькую девочку, – сказала Лейла. – Писательницу… Как ты».

«У тебя есть Дино. Ты можешь делать с ним маленьких писательниц», – сказала я.

Я заговорила о нем впервые с того момента, как мы покинули Мостар. Тип за стеной наконец-то кончил. В другом углу комнаты молчала Лейла. В темноте загребского хостела, который совершенно случайно оказался на нашем пути и который мы, вероятно, через несколько лет совершенно забудем, я чувствовала, что мы с тобой снова что-то или хотя бы часть чего-то, что существовало до того, как мы поехали на остров. Я хотела ее слушать о чем угодно, неважно, и в темноте представлять себе другие волосы и другие глаза, черные, как тогда, рядом с Ранко.

«Почему ты мне не рассказала про преподавателя математики?» – спросила я.

Она некоторое время молчала, а потом ответила: «Не знаю. Должно быть, не хотела, чтобы ты его возненавидела».

«Какая разница, ненавижу я его или нет? Я тебе все рассказывала».

«Не знаю… Понятия не имею. Не понимаю. – А потом вдруг неизвестно с чего спросила: – У тебя муж есть?»

«Нет мужа, – ответила я. – Есть Майкл. И авокадо».

«Какие они, Майкл и авокадо?»

«Майкл большой. Рыжеволосый. Занимается программированием. А авокадо совершенно нелогично. Не знаю, честно говоря, как оно до сих пор живо».

«Ты никогда не любила домашние растения».

«Не любила. И сейчас не люблю», – ответила я и зевнула.

Через некоторое время я подумала, что она заснула. Хостел погрузился в зловещую тишину. Слышны были только колокола кафедрального собора. Я поняла, что, если все пойдет как надо, завтра я увижу Армина. Мне было страшно выговорить при ней его имя, я по-прежнему чувствовала, что у меня нет на это права. Где-то во мне таился тот стыд двенадцатилетней девочки, которой старший по возрасту мальчик развязал волосы. Я выдам себя, если упомяну его перед ней. Я попыталась придумать, что ему скажу, о чем его спрошу, но все звучало банально. Сядем ли мы где-нибудь выпить кофе? А может быть, он придет с женой и детьми? Как я примирю в себе ту мутную фотографию шестнадцатилетнего бога с обычным человеком, который заказывает двойной с молоком или вытирает слюни какому-то малышу? На миг мне захотелось, чтобы поездка никогда не кончилась, чтобы всегда был какой-нибудь хостел в каком-нибудь городе, где угодно и когда угодно, в котором будут лежать какие-то другие Лейла и Сара и разговаривать о преподавателях, о растениях, о чем попало, медленно приближаясь к тому мальчику, который стоит под черешней. Возможно, в тот момент я и поняла печальную правду: мне не нужен Майкл. Мне было совсем хорошо, там, кровати, где я уже обливалась потом от нехватки воздуха. Ты никогда не любила домашние растения. Я не должна была ей ничего объяснять, она словно через очень сильную лупу могла разглядеть мои мельчайшие переживания. Частички темноты в крови заполнили все мое тело, настолько, что мне пришлось к ним привыкнуть, принять их как нечто по сути мое, нечто, для чего у Майкла и всех других Майклов этого мира никогда не будет исправных сенсоров, и это их сначала заинтригует, а позже просто утомит. Лишь иногда, вплотную приблизившись к границам моего существа, они почуют нелогичную печаль, темноту, которая отшелушивается с поверхности моей кожи, и не будут знать, как ее истолковать; несмотря на благонамеренность попыток, это их рассердит, потому что окажется, что ни один из них – не тот правильный, кто меня поправит. Они будут читать меня слева направо, с горой словарей, делая из меня книгу в твердом переплете, а потом придет Лейла, вырвет из нее страницы и наделает из них маленьких бумажных голубей. Потому что только она знает, что темнота не поддается истолкованию, что у нее нет темы и идеи. Только она знает, как освободить меня от переплета.

«Эй, знаешь…» – услышала я вдруг ее голос из другого угла комнаты.

«Что?»

«Это про детей», – сказала она.

«Что про детей?»

«Я не могу, понимаешь? У меня там, внизу, не все в порядке… с сантехникой».

Я повернулась на кровати в ее сторону, хотя и не могла разглядеть ее в темноте.

«Ты на сто процентов уверена?»

«На сто тысяч процентов».

«А ты бы хотела? Иметь детей?»

«Не знаю, если честно, – сказала она. – Я бы хотела иметь выбор. Может быть. Понятия не имею».

«Надо же, мать твою… мне жаль», – шепнула я как-то глупо.

Я не знала, что сказать. Слова мои опять оказались бессильными, неэффективными. Лейла их делала такими – одним движением срывала роскошные одеяния с их хилых тел. Мы опять замолчали, а потом, через несколько минут, я услышала спокойное, равномерное дыхание. Она заснула, как всегда, раньше меня.