Поиск исторического Иисуса. От Реймаруса до наших дней

Дибелиус утверждает, что только рассказ о Страстях (Leidensweg) в Евангелии от Марка носит явственный отпечаток авторской работы. Собственно, рассказ о Страстях определяет то, как автор Евангелия использует различные «малые формы», компилируя остальной текст[168]. Таких «форм» или «жанров» Дибелиус выделяет четыре: парадигмы, рассказы, легенды и мифы. Бультман в «Истории синоптической традиции» выделяет намного больше форм: апофтегмы, речения о законе, «Я»-речения, апокалиптические речения, притчи, рассказы о чудесах, легенды и т. д. При этом Бультмана, в отличие от Дибелиуса, интересует не только выявление самого жанра и определение его «места в жизни» ранней церкви, но и то, как автор Евангелия использует эту малую жанровую форму в своем повествовании. Норман Перрин пишет об этом:

Дибелиус утверждает, что евангелисты не были «авторами» Евангелий в прямом смысле этого слова, они были лишь собирателями (collectors), и соответственно глава, в которой он рассматривает композицию Евангелия от Марка, называется просто «Коллекция материала» (Sammlung). Хотя Дибелиус и пишет о «составителе (der Verfassen) Евангелия от Марка», он делает упор на «собрание преданий». Бультман, с другой стороны, пишет о «редакции (Redaktion) повествования и композиции (Komposition) Евангелий»[169].

Тем самым Бультман открывает проблематику «школы критики редакций».

Термин Redaktiongeschichte впервые употребил Вилли Марксен (Willi Marxsen, 1919–1993) в работе «Евангелист Марк» (1956), однако этой проблематикой к тому времени уже занимались упомянутый выше Бультман, а также Роберт Генри Лайтфут (Robert Henry Lightfoot, 1883–1953), Гюнтер Борнкам (Günther Bornkamm, 1905–1990), Ханс Концельман (Hans Conzelmann, 1915–1989). Эти авторы посвящали свои работы тому, как евангелист вводит ту или иную перикопу в свой текст: дополняет ли он свой источник или сохраняет его в неизменности, изменяет ли он время и место действия, объясняет ли детали и т. д. Исследуется и вопрос о том, как автор евангельского текста делал окончательную редакцию своего материала: где в тексте проходят «швы», где присутствуют вставки, вступления и резюме, как проходит окончательная компоновка материала, какие стилистические доработки делает автор и т. д.

Вопросы, рассматриваемые «школой критики форм» и «школой критики редакций», хотя и не касались непосредственно «Поиска исторического Иисуса», все же намного углубили понимание учеными различных вопросов, связанных с Евангелиями: их литературной зависимостью, степенью авторского редактирования устного материала, той средой, в которой бытовал этот устный материал и в которой возникали письменные тексты, и т. д. Во второй половине XX века, со снижением влияния Бультмана на новозаветные штудии, результаты исследований школ «критики форм» и «критики редакций» будут инкорпорированы в работу «Поиска исторического Иисуса».

В отличие от трудов Барта и позднего Бультмана, исследования школ «критики форм» и «критики редакций» носили исключительно академический характер. Работы, проводимые в рамках этих двух течений, не имели ни апологетического, ни антирелигиозного пафоса, они были научно объективны и богословски безотносительны.

5. Прочие участники «Поиска исторического Иисуса» первой половины XX века

Как уже было отмечено выше, хотя первую половину XX века называют периодом «отсутствия» или «угасания» «Поиска исторического Иисуса», работы на эту тему выходили практически каждый год. Однако большинство этих исследований либо вторичны по отношению к работам рассмотренных выше авторов (работы 1920‐х и 1930‐х годов по большому счету находятся в традиции «либерального» течения, работы 1940‐х развивают идеи «школы критики форм»), либо были отвергнуты академическим сообществом и не оказали практически никакого влияния на дальнейшую историю «Поиска…». Перечислим все же вкратце некоторые исследования этого периода.