Поиски и находки в московских архивах

15 октября 1836 года в «Северной пчеле» (№ 236) в отделе «Смесь» было помещено следующее сообщение: «В вышедшей на сих днях третьей книжке Современника находится, между прочими любопытными статьями в стихах и прозе, одно стихотворение А. С. Пушкина, превосходное по предмету, по мыслям, по исполнению. Не можем отказаться от удовольствия выписать это произведение, одно из лучших свидетельств, что гений нашего поэта не слабеет, не вянет, а мужается и растет, что Россия должна ждать от него много прекрасного и великого. Вот это стихотворение».

Поэт с большим интересом прислушивался к мнению читателей. После того как «Полководец» был опубликован, он спрашивал А. О. Россета, обучавшегося в пажеском корпусе, как находят это стихотворение в кругу военной молодежи. При этом Пушкин добавлял, что он вовсе не дорожит мнением знатного, светского общества. Позднее, уже после смерти поэта, с одобрительным отзывом о «Полководце» выступил в 1838 году В. Г. Белинский. Он назвал его «превосходным»[99]. Общеизвестны и другие интересные высказывания великого критика об этом стихотворении.

Стихотворение вызвало печатный протест со стороны Логгина Ивановича Голенищева-Кутузова.

Л. И. Голенищев-Кутузов был генерал-казначеем флота, председателем ученого комитета морского министерства, членом Российской академии. Его перу принадлежит много компилятивных и переведенных книг и статей. Во второй половине 1830-х годов 66-летний старик Л. И. Голенищев-Кутузов был уже не у дел.

Прочитав в «Современнике» стихотворение «Полководец», Л. И. Голенищев-Кутузов решил выступить в печати с брошюрой, направленной против Пушкина. Разрешенная 3 ноября 1836 года к печати цензором П. Гаевским книжка Л. Голенищева-Кутузова была вскоре набрана и 8 ноября 1836 года вышла в свет тиражом в 3400 экземпляров. Л. Голенищев-Кутузов писал:

«В «Полководце» описание галереи с портретами генералов, подвизавшихся в Отечественную войну, прекрасно, но некоторые мысли и стихи до знаменитого полководца относящиеся, противны известной истине, противны его собственным словам, его отличительным свойствам; состоят из вымыслов, преувеличений, ни мало не нужных, когда дело идет о человеке, которого деяния принадлежат истории. — Меня удивили следующие стихи:

Все в жертву ты принес земле тебе чужой.

Прочитав сию строку, можно подумать, что полководец был один из небольших в Германии владетельных князей, или другого государства вельможа, который, узнав, какою опасностию угрожаема Россия, отказался от владения или продал свое имущество, оставил отечество и с своими сокровищами, с своими известными великими способностями, явился спасать Россию. — Все в жертву ты принес земле тебе чужой — всякое слово в сей строке противно истине. Воспеваемый полководец был лифляндец, следовательно, Россия для него не чужая земля, лифляндцы для нас не иностранцы, и они и мы должны удивляться сему изречению. Лифляндские дворяне в течение ста лет, со времен императрицы Анны Иоанновны, во все бывшие кровавые войны, не исключая ни одной, кровью своею доказали, что Россия для них не чужая земля, приобрели полное право носить имя русских, и отличное их служение на всех поприщах сие подтвердило; а поэт для мнимого превознесения своего героя решил, что он хотя и лифляндец, но не русский и Россия для него земля чужая; следовательно, поэт решил, что и другие лифляндцы, служившие в России на разных поприщах, тоже не русские. Сие пиитическое решение удивило меня тем более, что оно противно мнению полководца, которое я неоднократно от него слышал. Все в жертву ты принес — каждый служащий на военном поприще несет в жертву всю жизнь, а богатый военнослужащий иногда приносит в жертву свое имущество, проживаемое на службе. Что ж принес в жертву России описываемый полководец? — Ничего!»[100].

Протест Л. Голенищева-Кутузова вызвали и стихи:

Народ, таинственно спасаемый тобою,

Ругался над твоей священной сединою.

В автографе в альбоме Елены Павловны он читается:

Бессмысленный народ, спасаемый тобою,

Ругался над твоей священной сединою.