Пойти в политику и вернуться

Считал и считаю, что если ты идешь в большую политику, то должен быть убежден, что у тебя «хвостов» нет. Как их не было, например, у Леха Валенсы или Вацлава Гавела. А если есть, то рано или поздно найдется тот, кто захочет покопаться в твоем прошлом.

Ну а та цена, которую заплатил Ходорковский, в отличие от других олигархов 90-х, оказалась очень высокой – почти 10 лет тюрьмы. По-человечески я, конечно, ему сочувствовал – именно потому, что он трезво смотрел на происхождение своих миллионов. Когда он уже был под следствием, ко мне пришел один из его замов и положил на стол бумажку с цифрой. Это была сумма, которую владелец ЮКОСа был готов перевести в бюджет в обмен на свободу и выезд за границу. Я пошел с этим предложением к Путину. Он даже не стал обсуждать, только сказал: «Не надо в это лезть». Видимо, ситуация в тот момент была уже необратимой. Но корни ее, конечно, еще в 90-х.

Очень волновался по поводу нашей проверки итогов приватизации Анатолий Чубайс. Он же все-таки был ее идеологом. Не раз приезжал ко мне. Прямо говорил: если произойдет деприватизация, это крест на всем, что было сделано за 10 лет. Но я ему сразу сказал, что об отмене итогов приватизации речи нет, закон обратной силы не имеет. Я действительно был уверен в том, что Путин на это не пойдет.

В общем, проверка итогов приватизации вызвала нервное отношение у многих. Все же подозревали, что у меня какая-то секретная миссия. Я, конечно, размышлял, почему Путин выбрал именно эту тему, которая очевидно была взрывоопасной. Думаю, причин было несколько. Президент хотел положить конец разговорам о пересмотре итогов приватизации. Это – во-первых. Во-вторых, он считал необходимым знать, как все было на самом деле. И наконец, он получал хороший рычаг для управления олигархами: ребята, я про вас все знаю, Степашин на каждого из вас накопал, так что или строем в светлое будущее, или в тюрьму. Расчет, как показало время, был правильный. Олигархи 90-х быстро потеряли силу.

Я держал Путина в курсе нашей работы. Это был тот исключительный случай, когда он вникал в ход наших проверок. Обычно порядок был такой. Я ему направлял бумаги, он их внимательно читал. Это была выжимка из наших выводов – страницы три-четыре. Потом обсуждали. Чаще по моей инициативе, реже – по его. Тему приватизации он знал изнутри – все-таки работал в начале 90-х вице-мэром Петербурга.

Ставя задачу перед своими сотрудниками, я сразу объяснял, что мы должны понимать политический и экономический контекст приватизации. В начале 90-х практически не было законов, которые бы регулировали новые экономические отношения. Рыночные институты существовали только в замыслах. Экономика просто пикировала. Стихийный процесс приватизации начался еще в СССР. Мало кто знает, что к 1991 году уже было приватизировано примерно 3000 крупных промышленных предприятий. Нередко это была приватизация с участием криминала. В такой ситуации планомерный переход к массовой приватизации, основанной на формальных процедурах, был попыткой предотвратить спонтанный захват предприятий. Другое дело, как это было реализовано.

1999–2013

Отставка с поста премьер-министра не стала финалом моей политической биографии. Впереди были и работа в парламенте, и 13 лет в должности председателя Счетной палаты. Это снимок 2007 года, к концу подходил второй срок моей службы в Счетной палате

В Думе я формально я входил во фракцию «Яблока», но голосовал так, как считал нужным. На фото – мы с Григорием Явлинским и Сергеем Иваненко

Два бывших министра внутренних дел получили на выборах в Думу депутатские мандаты. В марте 2000 года мы с Анатолием Куликовым вошли в парламентскую комиссию по борьбе с коррупцией

С олигархом и политиканом, ставшим депутатом, Борисом Березовским на заседании Государственной Думы

С экс-директором ФСБ и тоже депутатом Николаем Ковалёвым

После назначения на должность председателя Счетной палаты подробно обсудил с президентом Владимиром Путиным свои планы. Я был уверен, что Счетную палату надо реформировать. Он эту идею поддержал