Пойти в политику и вернуться

Если говорить откровенно, я даже не думал о Счетной палате как о своем месте работы. Но когда подумал, решил: почему бы и нет. Возможности у Счетной палаты колоссальные и при этом совершенно не реализованные. Особенно очевидно это стало, когда я разобрался, как работают подобные институты в других странах. Примерно так же я когда-то начинал работу в Министерстве юстиции, которое при мне превратилось из малозначительного бюрократического ведомства в полноценную структуру с очень весомыми полномочиями. В общем, решил повторить свой собственный опыт.

Накануне моего избрания один яркий телеведущий тех лет в программе «Время» заявил, что моя жена «приватизировала принадлежавший ФСБ Дом культуры». И надо разобраться, кого собираются назначить председателем Счетной палаты. Утром прихожу в Думу – чувствую, в зале все какие-то очень возбужденные. Выхожу на трибуну, выступаю. А потом берет слово представитель фракции КПРФ: «Как можно назначать Степашина, когда про его жену по телевизору такое говорят? Вот вчера была передача на ОРТ». Отвечаю: «Давайте сейчас сходим в Дом культуры имени Дзержинского и посмотрим, имеет к нему отношение моя жена или нет». А потом прямо обратился к Зюганову: «Геннадий Андреевич, вы же знаете, кому принадлежит ОРТ? Березовскому! Вы, коммунисты, кого слушаете?» А в это время Березовскому, который был тогда депутатом, позвонил кто-то по мобильному, и он быстро засеменил к выходу. А все подумали – из-за того, что я назвал его фамилию. Гогот был сумасшедший. Спасибо Борису Абрамовичу, за меня проголосовали почти 90 процентов депутатов. Так я стал председателем Счетной палаты в первый раз. Потом меня избирали еще дважды – и оба раза единогласно.

А Тамара, конечно, никакого отношения к Дому культуры ФСБ не имела. Она, занимая высокую должность в Промстройбанке, в 90-е выкупила полуразрушенное строение, когда-то принадлежавшее КГБ. С обязательством провести его реставрацию, которая оказалась настолько сложной и дорогой, что растянулась на многие годы. А заказ телеведущему, я потом выяснил, подбросил, конечно, Березовский. Не очень мы с ним друг друга любили.

Мне было 48 лет, когда я занялся новой для себя работой. И занялся в полную силу: уж точно не относился к этому месту, как к почетной пенсии. Мне казалось, что потенциал Счетной палаты далеко не раскрыт, а накопленный опыт и политический капитал позволял надеяться, что я сумею превратить этот орган в серьезный институт, с которым будут считаться на всех уровнях власти.

Работа Счетной палаты устроена довольно сложно, но абсолютно прозрачно, за исключением тех случаев, когда речь идет о государственной тайне. Здесь все строго регламентировано, и поэтому использовать ее как инструмент в политической борьбе, тем более для сведения личных счетов, практически невозможно. Конечно, я понимал, что все это не исключает попыток давления на аудиторов и даже их коррумпирования. Но за 13 лет моей работы таких случаев были считаные единицы.

Главная задача Палаты – контролировать, как расходуются бюджетные средства. Работа идет по плану. Все крупные компании и организации, которые живут на деньги бюджета, должны регулярно проходить через проверки Счетной палаты. Если в ходе проверок обнаруживаются злоупотребления, Палата имеет право передавать материалы в Генеральную прокуратуру и Следственный комитет. В этом случае могут возбуждаться уголовные дела. Масштабы работы колоссальные. При этом штат довольно скромный – около тысячи человек.