На первых порах пришлось внимательно присмотреться к тем людям, которые работали в Счетной палате. Тут все было довольно непросто. Аудиторы тогда назначались от каждой фракции, которая заседала в Думе, плюс от Совета Федерации (потом мы этот порядок изменили). В этом смысле меня ставили перед фактом. Никаких рычагов воздействия на выбор аудиторов у меня не было. Среди них, конечно, встречались высококвалифицированные люди, но попадались и другие – малокомпетентные или просто отрабатывающие «партийное поручение». А вот аппарат мне достался действительно качественный. Я его почти не тронул. В основном трудяги, многие с опытом работы в Министерстве финансов, в налоговой службе. Собственно, на них и ложилась основная тяжесть проверок. Аудиторы подключались на финишной прямой. Получалась такая плановая многоступенчатая работа. Принципиально важно, что Счетная палата не работала неожиданными набегами, стараясь застать кого-то врасплох. Тут все было предсказуемо. О будущей проверке сообщалось за год – готовьтесь, пожалуйста, решайте заранее свои проблемы и ликвидируйте недостатки. Сначала работал ревизор. Итоги его работы направлялись в ту организацию, которую мы проверяли. У нее было право согласиться с нашими выводами или нет, разумеется, аргументировав свое несогласие документами. Затем материалы поступали к аудитору. Он их анализировал и выносил вопрос на коллегию. Здесь тоже были представлены обе стороны – и Счетная палата, и проверяемая организация. И только после коллегии аудитор ставил подпись и с этого момента нес всю полноту юридической ответственности за материалы проверки.
Свои планы по проверкам мы составляли самостоятельно, никаких разнарядок сверху я не получал. Могу вспомнить лишь два-три случая, когда президент попросил меня обратить внимание на какую-то определенную организацию. И несколько раз – председатель Госдумы Геннадий Селезнёв.
Путин в текущую в работу Палаты не вмешивался. Тем более не было случая, чтобы он попытался вывести кого-то из-под удара. Иногда, правда, просил быть поаккуратнее с публичностью. Но это было связано с возможными экономическими потерями. Например, в случае с «Алросой». К компании были серьезные вопросы по результатам проверки. Путин при встрече попросил быть посдержаннее: «Давайте, чтобы поменьше шума было, а то мы из рынка вылетим». Я с ним согласился – поставили на материалах гриф «Для служебного пользования». Все-таки наши проверки не должны были бить по экономике.
С президентом в те годы мы встречались довольно часто. Инициатива, как правило, исходила от меня. Когда заканчивалась какая-то интересная проверка, я звонил главе администрации и говорил: есть тема для обсуждения с президентом. Чаще всего речь шла о проверках, связанных с оборонкой. Иногда звонил напрямую – у нас был телефон специальной связи. Договаривались о встрече. Говорили с глазу на глаз, не под камеры.
Бывали редкие ситуации, когда Путин звонил сам и интересовался какой-то проверкой. Иногда это было связано с внешними партнерами – с Украиной, Абхазией, Белоруссией. Я, конечно, проверял не партнеров, а наши бюджетные финансовые потоки, которые поступали в эти страны. Случались и конфликтные ситуации. Так, мы проверяли наши финансовые отношения с Абхазией, по результатам встретился с абхазскими депутатами, сказал, что думал: деньги на ряд объектов вы, дорогие мои, взяли, а ничего не построили. Представители руководства республикой – сразу в Москву жаловаться: «Что это Степашин себе позволяет? Это наши суверенные дела». Ну да, дела ваши – а деньги наши. Президент звонит мне: «Что у тебя там с Абхазией? Какие у тебя проблемы?» Отвечаю: «Не у меня – у них. Воруют». На том, собственно, разговор и закончился, Путин, прощаясь, сказал: «Давай все же поделикатнее».
А через какое-то время предложил мне сменить работу: «Тебе не надоело в Счетной палате? Может, возьмешь на себя взаимоотношения с Грузией, Абхазией и Украиной?» Речь шла, собственно, о том, чем занимался Владислав Сурков, то есть о работе в ранге помощника президента. Я отказался. Не хотелось бросать начатое в Счетной палате. Мы как раз только-только раскрутились.
До президентства Путина и моего назначения председателем Счетная палата особым весом не обладала – так, писали доклады, к которым никто не прислушивался. После того как Путин публично обозначил свою позицию по отношению к этому институту и во главе палаты появился человек с политическим весом, ситуация изменилась. Достаточно почитать мои интервью этого периода, чтобы понять: все проверки Счетной палаты были в центре общественного внимания. Я постоянно общался с журналистами не потому, что любил торговать лицом. Вообще-то это было довольно обременительно. Прикормленных журналистов у меня не было, пресса тогда вела себя независимо, и для меня взаимодействие со СМИ было довольно тяжелой работой. Но они были мне нужны для того, чтобы работа Счетной палаты была действительно прозрачной. Тогда можно было надеяться, что люди будут нам доверять.