Её пальцы машинально сжали рукоять кинжала, того самого, что перерезал глотку ничего не подозревающему Нарию. Она сделала вид, что покорилась, понурено идя среди других рабов. Но едва поравнялась с ним, как ее тело взвилось вверх пружиной, а рука расчертила ярко-красную полосу на горле того, кому она верила больше всего. Было так упоительно и горько видеть изумление в его глазах, изумление и понимание того, что для него всё кончено. Как и для неё. С последним его вздохом нить оборвалась, и она полетела в услужливо распахнутые объятия тьмы.
Её персональный кошмар, заключённый в её собственном теле. Состояние в котором она пребывала, напоминало тягостный сон, оковы которого не можешь сбросить, как бы ни бился. Запертая в своём теле, окружённая тьмой и чужеродным нечто. Иногда ей казалось, что ещё немного, и она сойдёт с ума, не выдержав этой бесконечной пытки...
Пробуждение было ярким и незабываемым. Лекс об этом позаботился. Изобретательный сукин сын. Она посмотрела на его безобразно раздутые пальцы рук, которые сейчас не походили на длинные сильные пальцы того изверга, что с обаятельной улыбкой на лице вонзал ей под кожу иглы. Он мог так увлекательно и вместе с тем так пугающе рассказывать о том, что он для нее приготовил. Персональная камера пыток, бесплатная ярмарка мучительных ощущений. Ожидание мучило иной раз сильнее осуществления угроз. Ему не надо было претворять все свои угрозы в жизнь, страшно становилось уже от того, какие красочно-кровавые картины он расписывал.
Он мог быть разным: кипящим от ярости или наполненным леденящим спокойствием, нетерпеливым насильником или нежным любовником, внимательным наставником или ревнивым хозяином. Но таким, каким он был в последние дни, она его не видела ни разу. Словно болезнь забрала у него все силы, лишив возможности возвести вокруг себя крепость безразличия. Недуг заставил его направить все свои усилия на поддержание жизни в теле, забыть на время о том, что нужно прятать свои чувства.
В его сознание было так легко скользнуть, не оставляя следов. Она словно непрошеный гость из-за угла наблюдала за его мыслями, пробовала его чувства на вкус, ощущая ту бешеную энергию, которая заключалась в его теле и разуме, всегда готовую к действию, отрицающую малейшую мысль о невозможности чего-либо. Он был жив только благодаря силе воли и упорству. Даже сейчас, будучи в бессознательном состоянии, он вёл борьбу внутри себя, отчаянно не желая сдаваться. Его воля к жизни поражала и заставляла восхищаться им.
Внутри нее заворочалось Нечто, услужливо подкидывающее ей воспоминания о том, как он изнасиловал ее в бессознательном состоянии, как он привязывал ее в лекарской, заставляя испытывать ее мучительную боль. То, что делило душу с ней пополам, раскрашивало эти воспоминания в два цвета: беспросветно черный и ярко-красный, словно не было ничего другого. Оно противно захихикало и прогремело внутри головы:
- Разве было что-то еще, кроме этого?
Оно развернулось внутри во всю свою мощь, пытаясь заключить ее в губительные объятия слепой ярости так, как было это не единожды. Оно соблазняло ее разум обещаниями сладостной мести, приглашало одним ударом ножа прекратить мучения, оно нашептывало о свободе и власти...
- Тебе не одолеть меня, - зло прошептала она. Кинжал в руке казался живым существом, молящим о глотке крови. Больше всего ей хотелось в страхе отбросить его, чтобы не сходить с ума от наваждения, но вместо этого она еще крепче стиснула его в ладони, борясь с искушением.
- Ты любишь боль? Ты пожалеешь о том, что не сделала это... Ты еще будешь умолять меня помочь тебе, потому что тебе не хватит сил совладать с тем, что ждёт тебя впереди. Твои чувства это лишь самообман, ты выискиваешь крохи света в абсолютной тьме.
- Что ты знаешь о чувствах? - ее презрение было явным.
- Чувства? Я знаю о них всё... Назови любое, и я поведаю тебе его вкус.
Она попыталась отделиться от назойливого голоса внутри себя. Но оно было право. Она искала крохи света в абсолютной тьме, она тщательно оберегала от посягательств те мельчайшие крупицы хорошего, что перепадали в эти непростые несколько месяцев. Она хранила в памяти любое малейшее проявление заботы, нежности или просто страсти. Она хваталась за них, как утопающий хватается за всё подряд, потому что знала простую истину. Ей не хватит сил противостоять водовороту тьмы, засасывающему вниз, если она будет хвататься только за ненависть. Ей не удастся вынырнуть из черного омута, если в помощниках будет только бесконтрольная ярость и злоба.
У нее было много причин ненавидеть его и желать ему зла. У Лекса было в тысячу раз больше оправданий его жестокости. Но они всё еще живы, притягиваемые взаимной неприязнью, терзаемые внезапными страстными порывами, когда убить хотелось так же сильно отдаться. Они долго боролись, балансируя на острие ножа, а сейчас один из них висел на волоске от смерти, грозясь увлечь за собой второго. И это произойдет совсем скоро, если она не соберет жалкие крохи хорошего и не убедит саму себя протянуть ему руку.