Пока дышу - надеюсь

Я плачу, я снимаю шапку перед гибелью моих и ваших товарищей, это чудовищная братоубийственная ошибка нанесла непоправимый урон нашей революции. Наша свобода, завоёванная с таким трудом, подвергается серьёзным испытаниям. А многие лидеры революционных партий в это время занимаются демагогией и скрываются от праведного гнева толпы. Где они, все эти Ленины, Мартовы, Плехановы? Где они были, когда мы проливали кровь свою?

Толпа матросов угрюмо молчала. Радость от того, что их выпустили из тюрьмы, сменилась раскаянием от осознания того, что они сделали. Многие погибли при штурме и обороне Таврического дворца, многие не сдерживались и кололи штыками врагов, как они считали. А оказывается, что они были подло обмануты и теперь несли на себе печать несмываемой ничем вины.

— Кто это сделал, кто стравил нас? — послышались мрачные выкрики со всех сторон. — И где все остальные революционеры?

— Где? Не знаю! Прячутся по квартирам, скорее всего. Кто? Я сам бы хотел узнать ответ на этот вопрос, и я узнаю его. Вы меня искали, насколько я знаю, тогда?

— Да, искали, искали, — со всех сторон стали оживленно выкрикивать матросы.

— А кто вас направлял ко мне, кто?

— Гучков, Гучков!

— Вот! Но вы пошли сначала в Петросовет искать меня?

— Да! Да!

— А кто вам посоветовал туда идти? Эсеры все сидят по тюрьмам, меньшевиков среди вас нет. Так кто?

— Это большевики, — послышался из толпы истошный голос. — Это они, гады, нас настропалили!

Керенский замахал руками, успокаивая толпу. Яд слов должен убивать медленно и неотвратимо, а не быстро, и не всех.

— Товарищи, товарищи, не надо делать скоропалительных выводов. Я разберусь, кто это был. Но я не могу это сделать быстро. Всё должно быть по закону. Я не могу, как раньше, при самодержавии, заключать в тюрьмы и отправлять людей на каторги. Мы проведём расследование и тогда со всей пролетарской ненавистью спросим… — Керенский ощутимо повысил голос, его лицо исказилось от гнева. Рана на щеке, ещё до конца не зажившая, засочилась кровью и страшно исказила его лицо.

Все замолчали, заворожённо смотря на Керенского и боясь, что их снова обвинят в гибели революционеров. Многие из них только сейчас осознали сей весьма прискорбный факт и просто не знали, как им поступать дальше. Керенский же давал понять, что прощает их и предоставляет шанс искупить вину. Сделав эпическую паузу, Керенский продолжил.

— И тогда я спрошу с них за смерть моих и ваших товарищей. Они жестоко поплатятся за это. И даже если надо будет ввести смертную казнь, я сделаю это, чтобы наказать наших врагов. Верьте мне! Верьте!

Кулак опустился на кабину грузовика и стал с силой ударять по ней. Толпа громогласно взревела. Вверх полетели бескозырки. Керенский взял на себя их грех.

— Товарищи, но вы должны стать со мной плечом к плечу, чтобы противостоять козням врагов. У меня есть информация, что некоторые партии имеют в своих рядах немецких шпионов. Вот кому выгодно наше разобщение! Вот кому нужны наши слёзы и наша кровь! Война ещё не закончена, и мы не должны её проиграть здесь, в тылу.

Я создаю свою партию. Новую партию, имя её — Российская крестьянская социалистическая рабочая партия. Вступайте в её ряды, и вы не будете обмануты, как до этого поступили с вами. Вступайте в её ряды, и мы победим и перенесём все невзгоды с честью.

Люди в толпе молча переглядывались. Керенский же, с усмешкой про себя думал: «Сейчас вы и сами не понимаете, в какую ловушку попали. Симпатии всех других матросов будут целиком на моей стороне за то, что я пожалел вашего брата. А вот в отношении вас всё не так однозначно. И многие возненавидят моряков за это, и все вы это почувствуете. И тогда посмотрим, как вы запоёте в атмосфере всеобщей ненависти и, не воюя, при этом. Вовек не отмоетесь!»

— Я не тороплю вас, товарищи. Вы вольны сами решать свою судьбу. А сейчас я вас не задерживаю. Через двое суток состоятся похороны жертв контрреволюции. Вы свободны!

Керенский слез с грузовика и на своём автомобиле отправился прямиком в Мариинский дворец. На самом деле Керенский не знал, через какое время будут проведены похороны и потому импровизировал, как мог. Его слова о большевиках и о Гучкове упали в массы, как зёрна в плодородную почву, и в скором времени грозили прорасти в действия. У Ленина не должно быть ни одного шанса взять власть, он должен стать политическим трупом. Несмотря на помощь тех, кто был заинтересован в нём, пусть это были хоть союзники, хоть немцы, хоть и те, и другие, вместе взятые.

Политическое поле должно быть полностью выжжено, но до этого момента ещё было очень далеко. Пока же Керенский ехал в своё министерство отдыхать. Да, вся текучая работа и остальные заботы и дела сейчас для него были отдыхом. Диссонанс был явным, особенно в связи со всеми произошедшими событиями и убийствами, а также ему нужно было веское алиби. Он же министр, а не штатный провокатор.