Пока дышу - надеюсь

Следовало решить, что делать с арестованными. Времени на раздумья было очень мало. Нужно было что-то предпринимать, и как можно быстрее, чтобы люди, внимательно отслеживавшие состояние межпартийной борьбы, не успели принять взвешенного решения. Решения о том, кого надо поддержать, а кого ослабить, придерживая, как норовистого коня.

Союзники однозначно делали ставку на кадетов и октябристов, а Керенский был для них лишь проходной фигурой. Были ещё Чернов и Ленин, получивший неожиданную поддержку неизвестно от кого.

Вся эта чехарда с бесконечными провокациями совершенно не давала времени разобраться, кто кого дёргает за нитки и для чего. Половина шахматных фигур была уже сброшена с доски, но вместо них могли появиться другие. Или, что было ещё хуже, могли подняться старые.

Английский и французский послы пока открыто не вмешивались, но не приходилось сомневаться, что они очень внимательно следят за происходящим, сути которого все труднее было понять.

Керенский пил кофе лошадиными дозами, сажая сердце и успокаивая себя тем, что его могут гораздо раньше пристрелить, чем оно остановится само. Да и тот факт, что его предшественник прожил очень долгую жизнь, тоже немного успокаивал.

«Анархистов нужно освобождать, — решил он. Их нужно использовать в своих целях, улучив момент, когда они лишились своей верхушки. А арестованных — уничтожить, но не прямо, а чужими руками, но как это сделать, пока непонятно».

На днях он собирался объявить о создании новой партии. Своей партии… И для того, чтобы в неё перешли многие революционеры, следовало разобраться как с эсерами, так и с большевиками. Нужна была третья сила, равнодушная, как к тем, так и к другим.

Первыми кандидатурами, пришедшими в голову, были латыши. Но у него не было пока достаточной власти, чтобы предложить им независимость. Это было не по чину. Финны и поляки отметались по той же причине. Оставались кавказцы. Но их было мало, и связываться с ними не стоило. Выбор автоматически падал на абсолютно чуждых России людей, то есть на китайцев.

— Евгений Константинович, — обратился Керенский к Климовичу, — позвоните Кирпичникову и Брюну, распорядитесь закрыть все опиумные притоны, которые содержатся китайцами. Всех заключить в тюрьму, абсолютно всех, и чем больше их там окажется, тем лучше. Наберите со всего дна. Заберите их из Москвы, туда же помещайте всех, кто лицом схож с китайцами. Мне без разницы, кто это будет: калмык или киргиз.

Всех марафетчиков — в Петропавловку, и по камерам. Анархистов необходимо завтра освободить, с пафосом и извинениями. Отправить их в Кронштадт. С официальным обращением я выступлю позже. А сейчас готовьтесь к облаве. Петропавловская тюрьма должна быть забита полностью.

Пора уже прекратить это гадство, иностранные граждане ведут себя у нас хуже, чем у себя дома, я возмущён и недоволен таким ужасным состоянием с правами наших соотечественников. Это произвол!

— К чему вы это? — настороженно спросил его Климович. Он понял, что Керенский что-то недоговаривает и придумал очередную гадость. Климович не верил, что все это говорится просто так. Не может этот, внешне некрасивый и исключительно циничный человек говорить просто так. Что он задумал?

— Что вы задумали, господин министр?

— А вы уже догадались?

— Нет, не имею ни малейшего понятия об этом.

— Это хорошо, значит, и другие будут изрядно удивлены. Я спать, а вы сообщите в газеты, что ночью я, во главе СОБа, предотвращал бой между отрядами большевиков и эсеров, и мы перехватили и уничтожили отряд, собиравшийся напасть на Ораниенбаум и на тамошних анархистов.

Нам надо максимально выпятить нашу работу. Я подчёркиваю, Евгений Константинович, что НАМ, а не мне. Пора вам уже вместе с Брюном более активно включаться в работу, а не возиться, как мыши в коробке из-под печенья.

Климович возмущённо посмотрел на Керенского, но вслух ничего не сказал.

— Людям нужны успехи, — продолжал между тем Керенский, — и они их получат. Мы должны ковать меч революции, пока он ещё мягкий и его лезвие направлено не на нас. И только от наших действий будет зависеть, с какой стороны он будет наточен. С нашей стороны, или с чужой. Смешно, но лучше получить по шее тупой стороной, чем заострённой. Конечно, всё зависит от силы удара, шею сломать можно и ударом тупой стороны, но это, скорее, характеризует нас самих, господин генерал. Помните всегда об этом.

Мы стоим на пороге огромной битвы за власть, а вы уже вместе со мной настолько в неё влезли, что отступать некуда, нас не поймут и уничтожат, где бы мы ни были.

Распорядитесь об облаве на китайцев, заодно можно уничтожить и всех остальных марафетчиков. Да, определённо всех. Объявите их немецкими агентами, найдите и предъявите документы о том, что они получают опиум и кокаин из немецких портов. А дальше всё просто, они вербуют через наркопритоны шпионов и диверсантов. А мы их ловим и уничтожаем. Не надо стесняться, используйте весь арсенал средств, который у вас есть. Я спать.