Пока дышу - надеюсь

— Двадцать тысяч получите завтра в банке, я распоряжусь, и не надейтесь, что в последующем сможете шантажировать меня этим. Кроме своих слов, вам больше нечего будет предъявить. А ваша репутация не позволит вам стать самостоятельным лицом. Кроме того, какой вам будет в этом смысл? Да никакого, отвечаю я вам. Сегодня же я расскажу о чудовищной потере, настигшей нас, и мы продолжим дальше делать революцию. Революция требует жертв, и эти далеко не последние. Вы меня понимаете?

— Понимаю, — кивнул Шкуро. — да наплевать на них, о себе думать надо, господин министр.

— Вот и я о том же! — согласился Керенский и отвернулся от него.

Глава 8 Битва за особняк.

«У меня с большевиками основное разногласие по аграрному вопросу: они хотят меня в эту землю закопать, а я не хочу, чтобы они по ней ходили». М. Дроздовский

Керенский молча смотрел, как собирали множество трупов погибших, разбросанных возле и внутри здания. По внешним проявлениям было понятно, что пострадали многие. Будь его воля, то из членов Петросовета никого в живых бы и не осталось. Но он был стеснён в возможностях выражения своей злой воли.

Кто-то мог бы подумать, что, обладая знаниями из будущего, нужно было исключить из борьбы за власть в первую очередь большевиков. Но Керенский так не считал. Для того, чтобы противостоять кому бы то ни было, нужно сначала зачистить своё поле и убрать соратников. Ибо они слишком много о нём знали и считали себя выше. Они бы мешали ему, давая шанс на победу большевикам.

Вот после этого и следовало уже приступать к борьбе с большевиками. Ленин и его соратники выполняли свою роль, идя прямым путём к власти, попутно организовывая разложение армии. Но Троцкий всё никак не мог вырваться из Америки. Это радовало. Керенскому же сначала предстояло отменить приказ номер один, а потом его последствия, и только после этого закатывать рукава, взявшись за топор палача.

Война и мир. Вот два камня, на которых сейчас стояла власть. Третьим камнем была свобода. Но свобода — это весьма аморфное понятие и им можно манипулировать, как душе будет угодно.

Через час Керенский уже позировал на фоне разгромленного Таврического дворца многочисленным фотокорреспондентам. Мимо него уводили и увозили последних арестованных матросов, общее количество которых составляло никак не меньше пятисот человек. А он давал интервью.

Грозился, клеймил позором, пока не понял, что и сам не понимает, к каким последствиям всё это приведёт. Завершил он импровизированный митинг возле только что найденных тел Чхеидзе и Церетели, пустив натуральную слезу.

Плача, он вспоминал не их, а тот мир, из которого был выброшен прямо сюда. В эту мясорубку, в которой либо ты убиваешь, либо тебя. Сейчас он жалел не двух чужих ему грузин, а себя. Оплакивая того человека, которым он когда-то был. Успокоившись и вытерев слёзы рукавом френча, Керенский сел в автомобиль и под охраной направился в Смольный, залечивать свои душевные раны и выжидать.

Сегодня ночью планировался штурм особняка Кшесинской, что добавляло пригоршню кайенского перца в то блюдо, которое приготовилось практически само собой. Но оставалось только ждать. Ждать…

* * *

Юскевич лихорадочно готовился к бою вместе со своими людьми. У него собралась довольно пёстрая команда. Да и сам он настолько сжился с жизнью профессионального организатора заказных убийств, что уже не знал, как вырваться из этого круга.

Дураком он не был, и весть о нападении на Пуришкевича безумной женщины воспринял правильно. Это был более чем прозрачный намёк на то, что круг сужается, и его жизнь мало чего сейчас стоит. А после визита человека от Керенского он окончательно это понял.

Больше надеяться было не на кого. Керенский стремительно набирал силу, он же оплачивал все понесенные издержки и давал деньги. На них Юскевич нанимал новых бойцов, набирая их отовсюду. Деньги, между тем, стремительно заканчивались, и взять новые ему было неоткуда.

Весь его сарказм при разговоре с Григоровичем быстро улетучился сразу же после ухода последнего. Возвращаться к прошлой жизни не хотелось. В тюрьме сидеть тоже, лежать полусгнившим трупом, как ни странно, также. Оставался вариант сбежать за границу, но с чем бежать? Деньги стремительно дешевели, и он пока не смог накопить значительную сумму для своего безбедного существования в любой другой стране.

А ещё у него было отчетливое понимание того, что он слишком много знает, а столь информированный свидетель никому не нужен. И это знание только добавляло лишней нервозности. Можно было, конечно, попытаться убить Керенского. Но одни уже попытались так сделать, и теперь сидели в тюрьмах или скрывались на тайных квартирах. Он уже прошёл через это и больше не хотел превращаться в загнанного зверя.