Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине

Строительство верфи подходило к завершению, когда папу попросили представить проект рабочего городка административному совету. Папа начал с того, что подчеркнул пользу, которую принесет руководству улучшение жизни рабочих: снижение заболеваемости и, соответственно, отсутствия на рабочем месте, увеличение производительности труда в результате уменьшения пьянства, создание благоприятных условий для технического образования молодежи и, следовательно, подготовка квалифицированных рабочих и т. д.

Дирекция поздравила папу с таким замечательным проектом, позволяющим достичь максимальной эффективности наиболее экономичными средствами, но официальное утверждение было отложено на более позднее время. Дело было возложено на комиссию по изучению финансирования проекта, и он, из-за отсутствия средств, был заброшен. Как всегда, папа тешил себя иллюзиями, тогда как на самом деле никакого решения принято не было, ничего не было окончательно определено.

Когда в его руки попал балансовый отчет кампании и он увидел, насколько возросли дивиденды акционеров, папа рассердился. «Нужно быть слепцами и безумцами, – сказал он, – чтобы получать столь крупные дивиденды и оставлять рабочих гнить в трущобах». Он пошел «объясняться» в дирекцию. А всякий раз, когда папа решал с кем-либо «объясниться», как заметила мама, это заканчивалось плохо. Мы никогда не узнали, что произошло в тот день в кабинете директора, но после этого объяснения атмосфера стала настолько напряженной, что папа вынужден был уволиться. Таким образом, исчезла надежда на стабильную ситуацию, обеспеченное будущее, жизнь без тревоги за завтрашний день.

На самом деле у папы уже были конфликты с руководством, и отказ от проекта городка только сделал его положение еще более затруднительным.

Мой дядя Николай

По старинной русской примете, если бросить старые башмаки вслед тому, кто собирается сделать важный шаг в жизни, это принесет ему удачу. В итоге, когда мой дядя Николай пошел сдавать последние экзамены по праву, у нас их не осталось: мы бросили вслед ему на лестницу всю старую обувь из дома.

Получив диплом, Николай занялся поисками работы. У него не было предпочтений, но он не хотел, если возможно, проводить весь день в офисе. Папа сказал: «У этой молодежи нет никаких амбиций. Ты потрясающе пассивен». И мама: «Ты должен записаться в коллегию и стать адвокатом. О тебе будут говорить: молодой и блестящий адвокат Николай Керн». На что Николай ответил: «Ты видишь меня адвокатом? Делающим широкие красноречивые жесты и становящимся центром внимания аудитории? Я выглядел бы глупо. Просто удивительно, насколько невыразительно мое лицо». Это было верно. У Николая были слишком светлые ресницы и брови, доверчивая и застенчивая улыбка на открытом круглом и розовом детском лице.

«Наш Коленька слишком хорош, – вздыхала бабушка. – Какую бы карьеру он ни выбрал, пусть так и будет. Бог дал ему все достоинства для преуспевания, а он по-прежнему считает себя менее одаренным, менее значительным, чем другие».

Николаю предложили должность директора отделения банка, Государственного банка, созданного специально для крестьян, которые хотели извлекать доход из своего хозяйства: он предоставлял им долгосрочные кредиты на выгодных условиях. Деятельность этого банка входила в комплекс реформ, имеющих целью улучшить положение крестьян.

Это была независимая и активная работа: нужно было регулярно посещать деревни области, рассказывать крестьянам о преимуществах предложений банка и изучать их заявки на предоставление кредита. Николай согласился с радостью. Агентство располагалось в Семипалатинске, в Сибири, в Средней Азии.

Как только он объявил о своем назначении, мы стали искать на карте, где находится город Семипалатинск. Мы были поражены, увидев, как далеко он от Петрограда – более четырех тысяч километров. Бабушка решила ехать с Николаем. В отдаленных провинциях, по ее словам, молодые люди играли в карты и пьянствовали. Она боялась, что он попадет в плохую компанию, и думала, что это ее долг – сопровождать его и заботиться о нем до тех пор, пока он не женится. Дома это вызвало много дискуссий. Папа очень любил бабушку и хотел, чтобы она оставалась с нами. Он горячился, бабушка плакала, мы жили в атмосфере драмы. «Ты будешь обузой для Николая», – говорил папа бабушке. Но она отвечала: «Я не хочу быть обузой для Николая. Я всегда жила так, чтобы никому не быть обузой, я всегда старалась быть полезной».

Меня поразили эти слова. Значит, бабушка, такая услужливая и такая активная, которая взяла на себя все домашние хлопоты и в трудные времена, когда у нас была только одна прислуга, подчас готовила на кухне и ходила в магазин за покупками, делала все это, потому что не хотела быть никому в тягость. Разве она не чувствовала себя дома? Впервые я смотрела на нее тревожно и вопросительно и думала, что мы мало ее любили.