Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине

Папа говорил: «Ты стал жертвой заблуждения, оно воздействует на молодежь идеями самоотречения и бескорыстия, жаждой свободы. Полной свободы не существует, это мечта. Человеческое общество должно вписываться в жесткие рамки, это цена его существования. В реализации свободы есть ступени, и правовая система страны должна проходить их постепенно. Ты и твои друзья не учитываете фактор времени. Вы не видите, что он играет в вашу пользу».

Наступило тяжелое молчание, затем папа снова заговорил: «Тебе нужно немного подумать о себе. Ты пускаешь по ветру свою молодость. У тебя до сих пор нет ни диплома, ни положения».

На этот раз голос Жоржа звучал тверже: «Как можно думать о себе, видя все, что происходит в нашей стране? Я борюсь за свои идеи, а вы говорите мне о моем положении».

Тогда папа сказал печально: «Если бы твой отец был жив, он, конечно, лучше знал бы, что тебе сказать, чем я».

Полиция запретила Жоржу жить в столице, он был отправлен под домашний арест в маленький провинциальный городок. Его последний визит всколыхнул во мне сомнения; если люди рисковали попасть в тюрьму или на каторгу ради смены правительства, то, возможно, не так уж все прекрасно в России.

Тетя Лиля поддерживала отношения с некоторой частью молодежи русского высшего общества и таким образом была в курсе тревожных слухов об императорской чете. Именно от нее я впервые услышала имя Распутина.

Тетя Лиля никогда не забывала наши дни рождения и праздники, и я помню, что 14 января 1914 года, в день святой Нины, она принесла мне в подарок принадлежности для вышивания и начала вышивку, чтобы показать, как это делается. Сидя на ковре рядом с ее креслом, я сразу же принялась за дело. Я не уловила всего, что говорила тетя Лиля, но поняла, что Распутин – это низкая и злонамеренная личность, что императрица заблуждается на его счет и принимает его за святого, тогда как он пагубно влияет на императорскую семью.

Папа говорил: «Я не понимаю отношения высшего русского духовенства, почему они не могут запретить ему изображать монаха». На что тетя Лиля отвечала: «Ты забываешь о положении Русской Церкви, в которой владычествует Священный Синод».

Когда тетя Лиля заметила, что я сидела возле нее и внимательно слушала ее слова, она положила руку мне на голову, чтобы обратить внимание родителей на мое присутствие, и тему разговора сменили.

Папа был членом политической партии «кадетов», которую обозначали также буквами «КД», первыми буквами слов «конституция» и «демократия». Я думала, что все его друзья имели те же политические взгляды, что и он, потому что они свободно говорили между собой.

Кадеты, чья политическая позиция была самой разумной и реалистичной, были либералами и полагали, что капитализм, свобода предпринимательства и частная инициатива необходимы для быстрого экономического развития нашей страны, а царское самодержавие надо ограничить конституцией, созданной по образцу давно уже существующих в Англии, Голландии и скандинавских странах.

Из всех друзей папы я особенно хорошо помню известного юриста Анатолия Кони. Он вел очень активный образ жизни и не мог уделять много времени нашей семье. Поэтому каждый раз, когда он объявлял о своем визите к нам, это было для нас праздником. У него было массивное лицо, на первый взгляд суровое, живые блестящие глаза, большой рот с тонкими губами.

Кони в течение своей карьеры занимал различные должности в судебном ведомстве. В России было еще много произвола при рассмотрении уголовных дел. Кони боролся с этим на протяжении всей своей карьеры. Несмотря на многочисленные конфликты с ретроградной тюремной бюрократией, благодаря силе своей личности он занимал высшие посты в судебной системе. Ему предлагали портфель министра юстиции, но он отказался, не считая возможным тесное сотрудничество с императором.

Кони участвовал в комиссии по пересмотру уголовного и гражданского процессуального кодекса. В рамках этой комиссии он способствовал расширению юрисдикции суда присяжных. Приговор, вынесенный судом присяжных в соответствии с их собственной совестью, смягчал строгость законодательства и вводил в судебное разбирательство точку зрения общественного мнения.

Он говорил убежденно и горячо. Все, о чем бы он ни рассказывал, принимало характер необычайного, становилось живым и увлекательным. Однажды после обеда, когда мы встали из-за стола, мне захотелось тоже пойти в гостиную, но мама велела мне пойти поиграть в своей комнате. Кони попросил ее позволить мне остаться. «Ей будет скучно, – сказала мама, – она не сможет понять, о чем мы говорим». Кони возразил, что, напротив, он полагает, что дети многие вещи понимают гораздо лучше взрослых: «Если вы попросите их объяснить, что они поняли, они не смогут этого сделать, потому что не умеют еще выражать свои мысли, но даже если они не понимают полностью смысл наших слов, когда чувствуют, что они искренни, то какая-то своя собственная правда всплывает в их сознании».