Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине

Приходя к нам домой, он не обращал никакого внимания ни на моих сестер, ни на меня, его взгляд останавливался на чем-то поверх нас, словно он нас не видел. У него всегда были растрепанные волосы, неопрятная одежда, нескладные манеры. За столом он говорил мало, несмотря на усилия мамы поддержать беседу. После обеда папа запирался вместе с ним в своем рабочем кабинете и держал перед ним длинные речи. Я думала, что он читал ему мораль и что Жорж не обращал внимания на его слова.

Вероятно, папа давал ему деньги, потому что однажды я услышала мамину фразу: «Ты должен сказать ему, что ты сам сейчас в стесненных обстоятельствах, он действительно слишком рассчитывает на тебя». На что папа ответил: «Я надеюсь, после того, что я ему сказал, он изменит свою жизнь. Впрочем, он уже в лучшем расположении духа». Итак, папа твердо верил, что его слова могут заставить собеседников изменить свое мнение.

Возвращаясь домой после полудня, папа брал со столика своего бюро утреннюю почту, он открывал ее прежде, чем шел переодеться. Однажды, читая одно из этих писем, он узнал, что Жорж снова арестован.

Если он думал, что кто-то снова пойдет на поклон и будет ходатайствовать о снисхождении к нему, он ошибался: никто пальцем не пошевелит ради его освобождения. Однако на следующий день доброе сердце папы взяло верх, он попросил приготовить фрак, который надевал для официальных визитов, и начал всю серию демаршей, которые, как и ожидалось, ни к чему не привели, потому что Жорж был арестован во время революционных выступлений в публичном месте. Папа говорил в его пользу, писал письма, обращался ко всем своим друзьям. Как всегда, в трудные моменты можно было рассчитывать на поддержку энергичной тети Лили. Используя свои связи, она добывала информацию, навещая Жоржа в тюрьме, где он находился в предварительном заключении в ожидании суда.

Спустя некоторое время, возвращаясь из лицея, я обнаружила Жоржа на лестничной площадке перед дверью нашей квартиры. Он сильно изменился и похудел. На нем было слишком легкое пальто, и он выглядел продрогшим. Я подумала, что он позвонил и ждет, когда ему откроют. Я сделала реверанс и остановилась на площадке, не звоня. Через минуту Жорж сказал: «Позвоним?» – и нажал на кнопку звонка. Я поняла, что он ждал на площадке, оттягивая время, чтобы собраться с духом, и раздосадован, что я раскрыла его маленькую уловку. Горничная открыла дверь и проводила его в гостиную, попросив подождать, потому что папа еще не вернулся. Он ответил: «Я подожду, не хочу никого беспокоить, большое спасибо». Обычно он не разговаривал с прислугой, и мне было ясно, что он чувствовал себя неловко и боялся встретиться с папой лицом к лицу.

Мама не хотела выходить в гостиную, чтобы поздороваться с ним: она не знала, что ему сказать и как вести себя с ним. Она сказала мне: «Это папе удалось устроить его выход». – «Выход откуда?» – «Из тюрьмы. Без папы он был бы еще там».

В тюрьме. Так вот как выглядят люди, которые выходят из тюрьмы: им холодно, они не осмеливаются нажать на звонок, они говорят прислуге «большое спасибо».

Я придумывала множество предлогов, чтобы пройти возле гостиной. Жорж стоял, заложив руки за спину, и отсутствующим взором смотрел на портреты предков.

Когда папа вернулся домой, Жорж пошел ему навстречу в прихожую и сказал охрипшим голосом: «Я Вам очень благодарен. Я пришел поблагодарить Вас».

«Не будем об этом, дружище, – ответил папа, – но нужно, чтобы в будущем ты был очень внимателен. В следующий раз я ничего не смогу сделать для тебя, твое положение слишком серьезно».

У папы с Жоржем был долгий разговор, слышались папины крики и приглушенный голос Жоржа.

Дольше всего солнечный свет оставался в столовой с окнами на запад, и днем мне разрешали делать в ней уроки, опасаясь, что электрический свет утомляет мои глаза. Поэтому я разместилась там с учебником по истории, сделав вид, что читаю, и не пропустила ни слова из того, что говорилось в угловой комнате.

«Значительное улучшение положения рабочих и крестьян, – утверждал папа, – уже достигнуто, и готовятся другие важные реформы. Терроризм сделает позицию правительства более жесткой и создаст атмосферу насилия. Вы проводите политику „чем хуже, тем лучше“, вы боитесь, что, дав народу некоторое удовлетворение через реформы, ослабите свою воинственность. В правительстве есть замечательные люди, вы мешаете им действовать».

«На несколько замечательных людей сколько там бездарных бюрократов, получивших места по протекции? Вы справедливый человек, как Вы не видите, что там повсюду коррупция, в правосудии самоуправство, пренебрежение человеческим достоинством?»

Я не улавливала всего, что они говорили, но поняла, что предмет их споров был очень важным и касался нас всех. Мне обязательно нужно было узнать, почему Жоржа посадили в тюрьму. Я думала, что в тюрьму отправляют только воров и убийц.