Читаем Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине полностью

– Я думаю, что первейший долг воспитателей – сделать ребенка счастливым. И как вы хотите, чтобы ребенок жил счастливо, если он постоянно вынужден делать противоположное тому, что он хочет делать?

Мама считала эту систему воспитания экстравагантной. Она была убеждена, что дети не знают, что для них хорошо, и они должны это узнать и следовать во всем вкусам своих родителей. Я же думала, что детям Веры Ивановны очень повезло иметь маму, которая так хорошо их понимает.

У Веры Ивановны была пятнадцатилетняя дочь и сын Сергей, мой ровесник.

Он был рыжеволосым и с веснушками вокруг носа. Его большое преимущество предо мной заключалось в том, что обо всем он имел свое собственное мнение и умел придумывать захватывающие игры. На краю парка мы с ним играли в разведчиков, в робинзонов, в заблудившихся в лесу детей.

В парке Антреа я проживала чудные моменты, когда чувствовала себя свободной и значимой: я была совершенно необходимым персонажем наших игр и старалась играть свою роль отлично.

Иногда мы с Сережей сидели неподвижно и тихо на краю нависшего над рекой утеса, захваченные красотой пейзажа и невыразимым очарованием подлеска, залитого летним солнцем. От сосновой смолы, бересты, вереска и дикой мяты исходило благоухание, мы называли его «Ароматом Заколдованного Леса».

Однажды вечером, сидя на скале, я разглядывала темные ветви сосны, выделявшиеся на фоне голубого неба – такой легкой голубизны, что если долго на него смотреть, то казалось, что оно отдаляется все больше и больше. Косые лучи заходящего солнца одевали камни и деревья в необычный интенсивный цвет. «Это зеленый луч, – сказал Сережа. – Есть люди, которые ни разу в жизни не видели зеленый луч. Другие видели его несколько раз. Тот, кто видел, никогда его не забудет».

Это был равномерный свет без какой-либо реверберации. Цвета делались ярче и живее, стволы сосен стали действительно золотыми, трава приобрела изумрудный оттенок. Под странным светом зеленого луча я впервые узнала все волшебство цвета. Все стало красочным, я жила в цвете, купалась в бесконечном числе оттенков, которые менялись в зависимости от света. Мир прекрасен. Как я могла этого не замечать?

В наших с Сережей беседах часто отражались тревоги взрослых. Мы говорили о войне, неизбежность которой все предчувствовали. Не помню, по какому поводу Сережа сказал мне однажды:

– Ты не можешь понять, ты наполовину француженка.

– Вовсе нет, я не француженка.

– Тогда почему твоя фамилия Легран?

– Потому что мама развелась с моим отцом. Наташа – Легран. Ксения и я русские.

– Ваш отец навещает вас?

Я покраснела как кумач. Я никогда ни с кем не разговаривала об этом, настолько тяжело было об этом говорить.

– Нет, он не приходит к нам.

– Он вам пишет?

Спрятав лицо в мох, я сказала, колотя со всей силы кулаками об землю:

– Он оставил меня.

Наступило долгое молчание, затем Сережа сказал:

– Какие девочки глупые, в один прекрасный день он вернется или напишет вам.

– Нет, он оставил меня.

– Ты повторяешь это как попугай. Почему ты говоришь: «Он оставил меня?» Ведь вас двое, Ксения и ты?

– Потому что Ксении это безразлично.

Поразмышляв минуту над подходящим к ситуации планом действий, Сережа заявил:

– Нужно написать твоему отцу. Может быть, он не пишет тебе, потому что боится, как бы твоя мама не прочла его письмо. Можешь сказать ему, чтобы он отвечал тебе на мой адрес, и тогда никто никогда не узнает, что ты ему пишешь.

Я знала, что мой отец Ефим работал в Императорском банке в Баку, но написать ему было невозможно. Слишком много храбрости требовалось, чтобы тайком сделать такую важную вещь.

Тогда Сережа нашел другое решение: я должна была послать своему отцу весточку с помощью телепатии.

В то время возможность передачи мысли на расстоянии активно обсуждалась, и мы часто слышали, как взрослые приводили примеры. Мы были уверены: при таком большом числе случаев ее успешного применения и мне удастся сообщить моему отцу, что я его жду.

Надо было найти простую и легко запоминающуюся фразу и с большой силой концентрировать свою мысль на каждом слове. Фраза была такой: «Нина просит вас приехать повидаться с ней».

Я, Нина, твоя дочь одиннадцати лет, сижу на скале в лесу Антреа, прошу – очень хочу – зову тебя, ты слышишь? Чтобы ты приехал – приезжать – сесть на поезд – долгая поездка – поезд бежит по рельсам – поезд мчится день и ночь… Увидеть ее – увидеть твою дочь – какой она стала – увидеть своими глазами – ты так давно не видел ее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Семейный архив

Из пережитого
Из пережитого

Серию «Семейный архив», начатую издательством «Энциклопедия сел и деревень», продолжают уникальные, впервые публикуемые в наиболее полном объеме воспоминания и переписка расстрелянного в 1937 году крестьянина Михаила Петровича Новикова (1870–1937), талантливого писателя-самоучки, друга Льва Николаевича Толстого, у которого великий писатель хотел поселиться, когда замыслил свой уход из Ясной Поляны… В воспоминаниях «Из пережитого» встает Россия конца XIX–первой трети XX века, трагическая судьба крестьянства — сословия, которое Толстой называл «самым разумным и самым нравственным, которым живем все мы». Среди корреспондентов М. П. Новикова — Лев Толстой, Максим Горький, Иосиф Сталин… Читая Новикова, Толстой восхищался и плакал. Думается, эта книга не оставит равнодушным читателя и сегодня.

Михаил Петрович Новиков , Юрий Кириллович Толстой

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное