Читаем Пока королева спит полностью

– Да, я за такие дела, сразу человечка оприходую, – улыбнулась Курносая (кофе в моем желудке замёрз окончательно).

– А с ними – как? – спросил юродивый.

– Этого, – она указала на меня. – В камешек. А этого, – Курносая ткнула в ратника, тот тоже чуть не подавился. – Лягушкой оберну.

– Ребята, по-другому никак, – успокоил нас Кот.

Оказать сопротивление мы с Вовой просто не успели. Я тут же стал камешком. Знаете, что самое важное для камешка? Попасть в место, где хорошо. А местом, где камешку хорошо, считается место с минимумом потенциальной энергии. Откуда я знаю таким умности? А вы побудьте камешком хотя бы пару минут. Я же им был гораздо дольше, хотя понятие времени для нас, камней, не существует. Мы то сохнем, то мокнем, то трескаемся – но без этого пошлого "тик-так", мы выше этого. И стал я таким камешком всамделишным, что всё это живо воспринял, так ощутил реально все кручины и заботы каменюк (а их нет, то есть они абсолютно отсутствуют), что разотождествился с камнем и вылетел из своей скорлупы. Солдат в это время лежат в другом кармане пиджака юродивого, в образе ляги обыкновенной и тяжело дышал – ему было чересчур сухо. Сам же Кот пронзил пространство между миров и очутился в нижнем пределе. По указателю свернул направо и объявил:

– Можете вылезать!

"А как?" – хотел спросить я, но естественно не спросил, не чем мне было об этом у юродивого спрашивать.

– Ух ты, не действует! – не просёк ситуацию Кот в сапогах. – Ау! Можете вылезать!

Нуль эффекта.

– Ладно, ребята, придётся вам побыть в таком состоянии… хотя попробую в третий раз: ей, вы… – тут он произнёс с сотню разных ругательств, половину из них на непонятных мне языках, но зато с понятной интонацией. – Вылазьте из своих оболочек!

Не помогло. Кот опустил Вову в первый попавшийся водоем, а меня просто протёр носовым платком (надо же у него был носовой платок!).

– Не волнуйтесь, на обратном пути Курносая вас расколдует. У неё всегда так: заколдовать может всё что угодно во всё что угодно, а с распаковкой – проблемы. Или она так пошутила, юморная она баба, я вам скажу.

Юродивый спустился ещё на мир ниже, и мы попали в свет. В мощный свет. В яркий свет. Он ослеплял, он был везде и всюду, белый-белый (художники или физики сказали бы точнее), не приятный человеческому глазу. Ладно ещё я видел его будучи не человеком – хотя кто я такой не спрашивайте: камешек вышедший из себя – это же даже не смешно. А потом появилась и тьма…

– Мы в негативном мире, – ради поддержания единства компании, начал нам рассказывать Кот в сапогах. – Вот перед нами встает во всей своей красе замок Дельфия. Обратите внимание на чёрные полосы, – он указал рукой на особенно не белые черточки. Замок и сам был чёрен, как мысли Мома (естественно, на те мысли, которые водились в его злобной головке до того, как её обладателя разорвала собственная желчь, после-то момские мыслишки, наверняка, просветились), но на воротах его примостилось что-то особенно чёрное, что испускало из себя такие же по цветовой гамме полосы. – Это прожектора тьмы. Круто, правда? Самое интересное, что тьма здесь порой бывает такой густой, что на ней можно поскользнуться. Но я не в первый раз посещаю это чудо архитектуры квантов, так что не переживайте – на атомы не распадусь.

Нас встретили тени и проводили до покоев своего хозяина.

– Здорово Дельфий! – обратился к особенно бесформенному кусочку темноты юродивый, не забыв при этом отвесить нижайший поклон.

      Тьма поглотила что-то светленькое на столе (стол был серым с переливами всех оттенков этого цвета) и раздался вполне живой голос:

– И тебе привет, ходячий труп, что привело тебя сюда из высшего мира на этот раз?

В словах Дельфия "из высшего мира" иронии было больше, чем в нас с Вованом вместе взятых (а в нас её было много: быть лягой и камушком, не расколдоваться, не быть уверенными в том, что нас когда-нибудь расколдуют, попасть в негативный мир… – иронию можно было из нас выжимать, поверьте уж на слово), нет, даже больше чем в нас умноженных на два.

– Надо один вопрос обсудить.

– Значит, в карты играть не будем.

– У меня нет в запасе пары столетий, – Кот крутанулся на каблуках своих замечательных сапог.

– Так что за вопрос, – Дельфий не выделил свою фразу вопросительной интонацией.

– У меня тут есть камешек, – Кот в сапогах показал меня, – его сестру увели черти. По всем раскладам они мимо тебя не прошли, а ещё более вероятно сплавили товар тебе оптом.

– Возможно.

– Товар-то краденый.

– Ну и что, – сказал обладатель дельфиньего имени опять без знака вопроса на конце предложения.

– Требуем сатисфакции!

– Чего.

– Верни Мур!

– На каком основании, – Дельфий был не таким простаком, чтобы отдавать своё первому встречному-поперечному, который на него голос повышает. И снова без знака вопроса он обошёлся.

– Третий пункт межмирового договора о принадлежности. Мур не принадлежала чертям, в этом мире беспредела это, конечно, никого не волнует. Но, раз уж мы сюда добрались, и заявили свои права на девушку, ты должен её нам вернуть в целости и сохранности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее