Пока вы оба будете жить

В десять минут третьего они отвели Баала к стойке дежурного и привлекли его к ответственности за нарушение статьи 265.05 Уголовного закона — тяжкое преступление класса D, караемое лишением свободы на срок от трёх до семи лет. Они были бы счастливы, если бы взяли его за попытку ограбления. На самом деле, если бы они потерпели ещё немного в винном магазине, Баал мог бы вытащить пистолет и сказать на своём английском с акцентом: «Это ограбление.» Но они не ожидали ограбления, а хотели только расспросить его о том, где он был в воскресенье вечером, и поэтому упустили самое лучшее — неожиданный арест. Ещё до того, как они позвонили Генриетте Лейневебер, они знали, что Баал не имел никакого отношения к похищению Августы. Но они всё равно прошли рутину, и, конечно же, мисс Лейневебер подтвердила, что они с Баалом были вместе в воскресенье вечером, вот и всё. Они были рады отправить Баала обратно в тюрьму, потому что у них не было ни малейшего сомнения в том, что он ограбил бы винный магазин в тот день, если бы они не находились в помещении, ожидая, чтобы поговорить с ним. Они только сожалели, что не смогли отправить его обратно на более длительный период времени.

В четверть третьего того же дня Манфреда Баала препроводили в камеру содержания под стражей в подвале здания, где он ждал транспортировки в здание уголовного суда в центре города.

⑫

К этому времени Августа выкрутила все три штифта из петель и изо всех сил пыталась вытащить дверь кладовой из рамы.

Она вышла из кладовой в узкий коридор, выкрашенный в белый цвет. Затем повернула налево и вошла в кухню, выкрашенную в такой же белый цвет, из единственного окна которой косой зимний солнечный свет падал на пол, выложенный белой виниловой плиткой.

В противоположном конце кухни, справа от холодильника, была вращающаяся дверь, и теперь она подошла к ней и толкнула её, и тогда стерильная белизна закончилась.

Она снова чуть не попятилась обратно на кухню.

Она была внутри храма.

Вся квартира была святыней. Августа была обоями, Августа была напольным покрытием, Августа была украшением потолка, и Августа заслоняла весь свет, который обычно мог проникать через окна, потому что Августа также закрывала все окна. Невозможно было куда-то смотреть, не увидев Августу. Стоя в коридоре сразу за кухонной дверью, ей казалось, будто её отражают тысячи и тысячи зеркал, маленьких и больших, зеркал, которые отражали цветные или чёрно-белые изображения, зеркал, которые поймали её в движении или в состоянии покоя. Коридор, гостиная за ним и спальня в дальнем конце коридора вместе образовали массивный коллаж из фотографий, вырезанных из всех журналов, в которых она когда-либо появлялась, некоторые из которых относились к самому началу её карьеры. Она не могла прикинуть, сколько экземпляров каждого выпуска каждого журнала было куплено, тщательно изучено и, наконец, разрезано на части, чтобы создать этот кубистический памятник. Повсюду были фотографии. Одних только стен было бы достаточно, чтобы создать ошеломляющий эффект: они были тщательно наклеены, чтобы покрыть каждый дюйм пространства, образуя переплетающийся, перекрывающийся и переполняющий альбом для вырезок. Но фотографии пожирали стены, а затем поглощали и потолки, а также капали на пол, фотографии Августы, безудержно бегущей над головой и под ногами, и окружавшей её со всех сторон. Некоторые фотографии были дубликатами, как она видела, по три, по четыре, так что представление о бесчисленном множестве отражающих зеркал теперь, казалось, опасно множилось — были зеркала, отражающие другие зеркала, и Августа стояла посреди этой визуально гулкой фотографической камеры и внезапно засомневалась в её собственной реальности, задаваясь вопросом, не является ли она сама, стоящая там, в центре Вселенной, повторяющей Августу, просто эхом другой Августы где-то на стенах. Вся витрина была покрыта лаком, и искусственное освещение в квартире отбрасывало свет на блестящие поверхности, точечные вспышки света, казалось, освещали сфотографированный глаз, когда она проходила мимо него, волосы были такими же мёртвыми, как бумага, на которой это было напечатано, но внезапно как будто светились жизнью.

В спальне была двуспальная кровать. Она была покрыта белыми простынями, на подушках были белые наволочки. У одной стены стоял белый лакированный комод, а у соседней стены стоял стул, покрытый белым винилом. Другой мебели в спальне не было. Только кровать, комод и стул — абсолютно белые на фоне фотографий, разбросанных по полу, стенам и потолку.

Она вдруг задалась вопросом, который сейчас час.