Пока зацветали яблони

Простить, что ногой пнули Чарли – старого верного пуделя, Марина не могла. Тот пятился и жалобно скулил, вопрошающе осматриваясь вокруг подслеповатыми карими глазами, не понимая, чем заслужил такое нечеловеческое и не собачье обращение и, кто эти мужики, которые себе такое позволяют на его-то территории. В итоге Марина докричалась до того, что ей просто заткнули рот куском разорванного кухонного полотенца, после чего поставили на ноги. Её просто сильно дёрнул за руку один из мужчин в спецовке – коренастый с нахмуренным взглядом из–под кустистых бровей. Марина каким–то странным образом оказалась стоящей на полу босыми ногами с отлетевшими в сторону домашними эффектными шлёпанцами и тупо смотрела впереди себя, дёргая головой и отбрасывая с лица упавшие волосы, не понимая, что делать дальше. А думать ей и не требовалось. Мужик достаточно тихо, но тоном, который, судя по всему, никогда не терпел никаких возражений, велел провести их по дому и показать, где лежат мех, деньги и другие ценности. Она вдруг поняла, что подчиниться необходимо, её окатило ледяной волной ужаса от голоса, каким было произнесено это простое негромкое требование. К тому же она поняла, что гости не простые. Они упомянули мех. Соответственно, им известно, кто она, чем занимается, чем занимается мать, а вдруг что–то уже случилось с Ильёй и Алисой! Осмотр и, соответственно, сбор всего ценного, произошёл довольно быстро, несмотря на то, что дом был двухэтажный. На втором–то и шили шапки, а соответственно, там находился мех, ну и сами уже сшитые шапки. В сумки и мешки полетели: импортный красный магнитофон «Шарп» – такие тогда были в моде, да, собственно, вообще были у тех, кто смог «достать»; золотые украшения Марины из шкатулки, вот их было довольно много: кольца, серьги, цепочки, подвески; шкурки меха, в основном, норки и песца, а также бесчисленные хвосты от всех шкурок, которые недавно привезла её мать со своей подругой, как и они, занимающейся пошивом шапок, из Прибалтики; новые импортные сапоги; новое модное велюровое пальто светло-коричневого, даже какого-то горчичного цвета, около двадцати штук уже сшитых норковых шапок, потом уже точно выяснилось, что их было девятнадцать; даже четыре «болванки», так называемые формы, на которые при шитье и натягиваются шапки, с выжженными номерами объёма головы, то есть размера. Все работали слажено, а потому быстро, хотя Марине казалось, что всё это никогда не закончится и продолжается целую вечность. «Только бы не убили! Хотя, если убивать, убили бы сразу. Но вдруг нужно, чтобы она всё показала, чтобы ничего не осталось незамеченным, не проплыло мимо, а потом…», – эти мысли путались в голове, и Марина автоматически указывала, где и что лежит, вытягивая вперёд подбородок и, кивая головой. Да, собственно всё было на виду. Доставать пришлось только деньги, как и у всех, сложенные в шкафу в разных стопках и по разным полкам – ящикам под бельём. Сколько прошло времени, стало возможным сказать, только посмотрев на часы и, сверив со временем ухода Ильи с дочкой. Получалось что минут двадцать, от силы полчаса – не больше.

Когда незваные гости ушли, Марина, с трудом осознав, что жива, собралась с силами и достаточно быстро смогла освободиться от спутывавших её руки верёвок, цепляясь за углы кухонной мебели. Потом она вытащила изо рта полотенце, потёрла щёку, схватила и прижала к себе Чарли, после чего немедленно позвонила в милицию.

На происшествие поехала опергруппа, следователем которой был дежуривший в тот день Валентин Петрович Колесов, отработавший уже много лет. Опергруппа приехала быстро. Начало дежурных суток, адрес недалеко от отдела, а все полны энергии и энтузиазма. Вот мы сейчас! Вот мы их всех! Но, тем не менее, никаких стоящих следов на месте происшествия обнаружено не было. Вот и раскрывай, как хочешь. Это же не в кино – вычислить преступника, не выходя из кабинета. Оставались допросы.