Покаяние агнца

…Аська никогда не выпадала из моей памяти. И уже после армии, будучи женатым человеком, я обратился в справочное бюро Алма-Аты со слабой надеждой разыскать её. Мне сообщили, что гражданка Шонова Асия действительно проживает в городе по улице Муканова. Это было накануне праздника 8 марта, и я незамедлительно послал по адресу поздравительную открытку, совершенно не зная её семейного положения. Ответа

не было. И уже, наверное, спустя десять лет после нашего неожиданного расставания, я вдруг увидел в магазине около моего места работы женщину, точь-в-точь похожую на Асю.

– Асенька, ты ли это? – воскликнул я. – Как я рад тебя увидеть!..

Женщина, которая без сомнения была Асей, остановилась, посмотрела мне в глаза и спокойно ответила: «Вы, по-видимому, ошиблись, я – не Ася». И направилась к кассе. А я, остолбенев, долго ещё не мог прийти в себя.

…Прошло ещё много лет, а я так и не встретил эту смелую девушку. И лишь шрам напоминает мне о той зиме и о том посёлке, где мы с Асей встречали новый год. Шрам, полученный от человека, которого я и имени-то не знаю. Это был не то Сергей, не то Семён. Бог его ведает.

…Они, наши буровики, били его неистово. Повалили с ног, пинали, а потом Алим, ранее отсидевший десять лет в заключении, дрыном, подобным оглобли, молотил его. А он… полз навстречу им – бесстрашный, неистребимый.

На другой день лицо его было синюшным и опухшим, глаза еле просматривались сквозь щелки век. Когда сказали ему, что он ножом ранил Аську, и что она поехала в прокуратуру с заявлением – он только тогда заметно смутился. Однако, буровики, посовещавшись, сказали мне: «Юра, милицию привлекать не надо. Потому что мы тоже почти все судимы. И будут неприятности». На том и порешили. Местным парням сказали, чтобы они срочно вставили стёкла в окна, которые разбили. И они это сделали. А когда после праздников явился старший мастер Шахлар, всё было на мази и как всегда. Только голова моя была обмотана бинтами. Оказывается, я поскользнулся и упал, ударившись о перила.

Школьная любовь

Моя первая любовь – Инна Соколова была вовсе не Инна, а Аргентина. Так назвала её мать – учительница истории. Какие экзотические мотивы побудили её назвать свою дочь так, не знаю. Как не знаю и того, как её дочь жила с таким именем в Москве, куда она как медалистка уехала поступать в институт. Там и осталась, потому что возмечтала жить в Москве ещё школьницей, после того как побывала в столице, будучи лучшей ученицей класса, направленной туда по бесплатной турпутёвке.

Мы учились в четвёртом классе, когда моё сердце вдруг застучало неровно при встрече с Инной. Помню, как позже уже, мы с ней, взявшись за руки, продвигались к клубу, за которым стоял многоквартирный барак, где она жила. Быстро вечерело. Мы приближались как раз к тому месту, где в октябре сорок пятого года мой брат Шуня собирал стёклышки, показывая их другу. Делал он это увлечённо до тех пор, пока перед ними не предстал человек в военной форме с вещмешком за плечами и наградами на груди. Он поднял Шуню с земли, притянул к себе и спросил: – Ты кто: Шурик или Юрик? – Шурик, – ответил брат. – А я твой папа, – сказал военный – Вот вернулся с фронта, с войны…

…Но мы с Инкой сейчас думали не о том. Мы дружили с ней и, как казалось нам, очень любили друг друга.

Совсем стемнело. Было безлюдно. Начал моросить дождь.

– Так ты меня любишь? – спросил я.

– Люблю, – ответила Инна.

– Правда?

– Правда.

– Посмотри в глаза,

Инка приблизила своё лицо и в упор заглянула в глаза. Я на время успокоился.

– Уроки я опять не выучил, – вспомнил некстати я.

– Это плохо, – не одобрила она.

– Не могу. А ты можешь?

– Могу.

– Значит, не так меня любишь.

– Неправда.

– А любишь?

– Люблю.

– Очень?

– Да– да– да, очень– очень– очень, люблю– люблю– люблю! И знаешь что? – резко добавила она, – Хватит об этом. Нельзя так часто говорить «люблю».

– Почему это нельзя? – удивился я.

Инка молчала. О любви она знала из книг. А там не спрашивали об этом через каждые пять минут. Но я хотел любви вечной:

– Молчишь, значит, не любишь.

– Да! Не люблю! Надоело! – запальчиво выпалила она.

– Ах, надоело?! Вот оно что? – взвихрился я.

– Юрч, ну не мучь меня. Как тебе доказать ещё? – взмолилась Инка.

– Ты уже доказала, как только что сказала, – в рифму возмутился я. – Можешь не говорить дальше. Прощай! – рванулся я в сторону.

« Ну, отчего он такой необузданный», – только и подумала она. – Юрка, вернись! – крикнула вдогонку.

– Никогда! – резко отозвался я. И вдруг увидел: Инка, прыгая через лужу, поскользнулась и упала в грязь. Всё у меня съёжилось внутри.

– Инка! – крикнул я. Подскочил, приподнял и, прижав к себе, поцеловал.

На душе стало спокойно и ново. Дождь всё усиливался.

– Хорошая моя… я люблю тебя, Инка, – говорил я, прижимая её к себе, на месте, где когда-то мой отец встретил сына – брата моего Шуню.

…Тогда мы целовались по-детски безвинно, движимые сильным душевным порывом, который был далёк от первородных инстинктов.