Похищение Европы

— Я вернусь в Рим только на танковой броне, — рассмеялся Шурали. — Но это случится не скоро. До того времени эта американка упорхнёт к себе за океан. — Мы отправимся следом за ней на броне и туда! Ха-ха-ха! — За океан отправятся твои сыновья.

Часть 4 Ияри Зерабаббель

Ханум вошла в комнату. Ияри не слышал шагов. Её присутствие выдавало лишь шумное, прерывистое дыхание. Ханум была немолода. Скованными, неловкими движениями она раздвинула занавески. Плеск моря, щебет птиц, уличные шумы — все звуки мира сделались слышнее.

Пёс заворочался, поднял голову, но с кровати не слез. Так и остался лежать, прижимаясь к мальчику горячим боком. Ханум, в своей обычной манере, тихим голосом сетовала на что-то. Она произносила несколько знакомых слов на двух похожих, полупонятных языках. Кажется, речь шла о непереносимой жаре. Странно! Ияри поёжился. Ему-то совсем не жарко. Наоборот, если бы не Пёс, пришлось бы, пожалуй, укрыться ещё одним одеялом.

Ияри ни одной минуты не боялся Пса, хотя в его семье никогда не держали собак. Поначалу, когда пёс начал делить с ним ложе, у Ияри не хватало сил на страх. А впоследствии, когда покой, хорошая пища и забота вернули ему силы, Пёс уже стал привычной частью его жизни — постельной принадлежностью, грелкой, говорливым, забавным и надёжным товарищем. Пёс покидал его дважды в день — утром и вечером, в те часы, когда совершались семейные трапезы. Окна его спальни выходили на двор и в часы уединения Ияри всегда слышал голос Пса. А потом Пёс неизменно возвращался к Ияри, доедал остатки пищи на прикроватном столике, устраивался под боком у мальчика и засыпал. Пёс был хитрым и упрямым, но при этом очень ласковым. Вся семья любила его и Ияри его полюбил. Полюбил незаметно, не нарочно, но крепко.

Ханум, тяжело вздыхая, принялась за уборку. Женщина тихо укоряла Пса за то, что тот валяется на чистых простынях и громко призывала на помощь Старика — своего мужа. Старик явился, катя перед собой кресло на колёсах. Он поставил кресло под окном, приблизился к Ияри и осторожно положил в изголовье его постели гостинец в цветной обёртке.

— Цыц, пакостник! — Старик погрозил Псу пальцем. — Не трогать! Это для ребёнка!

Ияри посмотрел на гостинец. В обёртку из цветной бумаги Старик обычно прятал какое-нибудь лакомство — кусочек лукума, зефир, конфету, персик. Да всё что угодно! Ияри разворачивал гостинец и съедал его, когда оставался совсем один.

— Наконец-то! — проговорила Ханум, опускаясь в оббитое чёрной кожей кресло. — Я устала. — Душана — артистка, — проговорил Пёс, шумно зевая.

— Посмотри, Сигизмунд! Люлёк опять валяется на простынях. А ведь Наташа только вчера сменила мальчику постель.

— Она меняет её каждый день, душа моя, — отозвался Старик.

Едва Ханум опустилась в кресло, он принялся протирать пыль с мебели. Шлёпая по полу босыми ступнями, сбегал куда-то и быстро вернулся с ведром воды и половой тряпкой.

— В этом доме можно убираться каждый день! — причитала Ханум. — Никто не берёт на себя труд помыть собаке лапы. Может быть, вменить это в обязанность Григорию?

Старик ползал на коленях, водил по половицам влажной тряпкой. Пёс наблюдал за ним с высоты кровати. Ияри попытался спрятать лицо, чтобы никто не заметил его слёз.

— Что же ты опять плачешь, милый? — Старик обернулся к нему. — Надюша говорит, что у тебя уже ничего не должно болеть. А Надюша знает, что говорит. Она скоро станет доктором и потому…

— Бесполезно, Сигизмунд, — сказала женщина. — Он ничего не говорит. Я порой думаю, что он и не слышит.

— Но Надюша говорит…

— …Мы второй месяц разговариваем с ним, а он в ответ — молчок. Из комнаты опять отказался выходить. Смотри: горшок полон. Осторожно, Сигизмунд! Не опрокинь его!

— Ты не хочешь ли в туалет, милый? — Старик с угодливой улыбкой уставился на Ияри.

В руках он держал пластиковую ёмкость, именуемую ночным горшком.

— Он не пойдет, Сигизмунд, — сказала Ханум. — Вчера Лазарю пришлось нести его в ванную на руках. Такой большой мальчик, а унитазом не умеет пользоваться. Из каких же диких мест Господь принёс его к нам?

— Это не простой мальчик, — заверил жену Старик. — Смотри какой у него медальон.

— Золотой. Ну и что? В наше время всякая рвань носит на теле золото.

— Нет, душа моя. Я думаю, вещь антикварная, и Наташа того же мнения. Ну вот. Пол я помыл. Пыль протёр. Горшок сейчас вынесу. Завтра тут можно не убираться. Но я обязательно зайду навестить тебя, милый, ближе к вечеру, после того, как вернусь с рыбалки.

Он хотел погладить Ияри по голове, но руки его были заняты.

— Что ты сейчас сказал? — Ханум приблизилась, обеими руками вращая колеса своего кресла.

Она не рассчитала усилие и со всего маха ударилась в кровать.

— Сейчас будет веселье! — проговорил Пёс.

— Завтра я хотел бы отправиться на рыбалку, — сказал Старик.

— Прекрасно! Выкатишь коляску на пирс, и я смогу сидеть рядом с тобой.

— Друг Спаса, Георгий, предлагает на лодке… но надо встать в три часа… — лепетал Старик.

— Ну уж нет!!!

— … а с тобой побудит Блага…

— У Благи в два часа косметолог.

— Но до двух-то… а там и я вернусь…

— Ну, уж нет!!!