Пугающее, нехорошее подозрение вдруг зашевелилось внутри. Глядя на дверь, за которой скрылся его величество, Колдуэлл сжал кулаки. Мысли плескались в нём, точно грозящие выйти из берегов волны. И главным именем в этих мыслях было одно – Ринэлис. Его сестра, чьи чары могли быть родственными ему самому. Неужели она прокляла короля?..
Взгляд скользнул к записям его предшественника. Чародей бросился к столу, снова открыл на том же месте и перечитал слова про женскую обиду. Кровь ударила ему в голову, в висках запульсировало.
Если всё действительно так, то… По какой причине его сестра могла проклясть Орена? Да, они были знакомы, ведь младший принц частенько бывал в их доме, но что могло произойти между ними?.. Другой чародей, который пытался помочь королю снять проклятие раньше, предполагал, что тот мог бросить чародейку после инициации. А это означало неминуемую смерть…
У Дамиана потемнело в глазах. Он в бессильном жесте сжал пальцы, комкая в них листы бумаги. Перед внутренним взором возникло лицо Ринэлис. И тут же растаяло, растворившись в дымке… Такой же мутной, как душа его величества Орена Десятого. Душа убийцы. Он ведь и в самом деле был убийцей, потому что поступить так с чародейкой после инициации означало то же самое, что вонзить нож ей в сердце или столкнуть с обрыва.
Будучи не в силах усидеть на месте, Колдуэлл поднялся и несколько раз прошёлся туда-обратно вдоль помещения. Чародейная лаборатория казалась тёмной и тесной, от спёртого воздуха и чадящих свечей нечем было дышать, и его потянуло наверх, на воздух. Хлопнув дверью, Дамиан поднялся по узкой винтовой лестнице на первый этаж замка и вышел в парк.
Где тут же увидел собственную супругу в компании королевской фаворитки. Селестина, подобрав юбки, решительно шагала к замку, леди Ньевус следовала за ней, что-то на ходу говоря. Пухлые губки его жены были сердито поджаты, глаза гневно сверкали. Невольно залюбовавшись ею, чародей остановился, и она едва не наткнулась прямо на него. Остановившись, посмотрела удивлённо и задала вопрос:
– А ты что тут делаешь?
– Вышел прогуляться, – откашлявшись, ответил ей он. – Как и ты, полагаю. Тебе никто здесь не досаждает? – добавил вполголоса.
– А, лорд Колдуэлл, добрый день! – немного запыхавшись, догнала их блондинка. – Решили воздухом подышать? А я вот пытаюсь скрасить досуг вашей леди, но, кажется, она не в восторге от моей компании. И напрасно. Мы могли бы выехать в город, посмотреть красивейшие места столицы…
– Спасибо за заботу, леди Ньевус, но я в состоянии сам развлечь мою супругу, – заверил её Дамиан. Почему-то вид Селестины, даже такой недовольной, помог ему, слегка разогнав туман в голове и закипающую в нём, после того, что случилось в лаборатории, ярость. – И по городу мы тоже прогуляемся вдвоём.
– Точно, вы же новобрачные, – хмыкнула леди Ньевус. – Я и забыла. Что ж, не буду мешать, оставляю вас наедине, можете поворковать, как голубки, только имейте в виду, что вас видно из замковых окон! Так что не распускайте руки, лорд чародей! Здесь вам не Валезия!
Стоило фрейлине её величества уйти, как девушка с явным облегчением порывисто выдохнула и бросила на Колдуэлла благодарный взгляд.
– Вот спасибо! Уже и не знала, как от неё отделаться! Лучше бы со мной дядюшка Кларенс подольше поговорил!
– Что за дядюшка? – поинтересовался Дамиан.
– Библиотечный смотритель, бывший. Он рассказывал интересные вещи… да неважно. У тебя что-то случилось? – спросила она.
– С чего ты так решила? – отозвался он, и Селестина снова нахмурилась.
– У тебя такой вид… смятенный, мятежный… Такой, как будто ты готов сделать что-то очень рискованное… Это связано с его величеством?
– Ничего-то от тебя не утаить, – вздохнул чародей. – Как будто мы и в самом деле женаты, да ещё и не первый год. Да, это касается короля, но о таких вещах я ни с кем говорить не могу. Вот только… Если со мной что-то случится, это неизбежно коснётся и тебя.
– Почему с тобой должно что-то случиться?
Колдуэлл заглянул в глаза взволнованной его словами девушки и, повинуясь какому-то внезапному порыву, коснулся ладонью её щеки. Провёл по ней пальцами, наслаждаясь гладкостью бархатистой кожи. Его охватила нежность, которую он прежде не испытывал ни к одной из женщин, разве что к сестре, но это было другое. Селестина действительно беспокоилась за него, это читалось в её взоре, дрожащих губах, голосе. Хотелось успокоить её, разогнать тревожные тучи, но он не знал, что сказать. Дамиан осознавал, что, если он предъявит Орену обвинение в гибели его сестры, тот этого, разумеется, не стерпит. Уберёт с дороги и самого чародея, и его молодую жену, с которой сам же их и соединил.
* * *