Похититель перьев или Самая странная музейная кража

Моя первая попытка поговорить об этом с доктором Барон-Коэном быстро закончилась: он объяснил, что по понятным этическим причинам, он не вправе обсуждать подробности этого дела без разрешения Эдвина. Однако, когда я спросил его, может ли кто-то, теоретически, симулировать синдром Аспергера, он ответил, что в конечном итоге диагноз зависит от клинических оценок.

«Биологических тестов на аутизм не существует. – Написал мне он. – Это значит, что, как и в случае любого психиатрического диагноза, его, в принципе, возможно симулировать, давая фальшивые ответы на вопросы врача. Но даже в этом случае играет роль опыт и способность специалиста различать ложь».

Барон-Коэн просил меня доверять его суждениям, но после того, как я прочел его экспертное заключение, предназначенное для суда (которое я получил от одного близкого к Эдвину человека), я нашел в нем ключевые ошибки. Например, что «Эдвина не интересовали деньги» и он не считал, «что совершил что-то предосудительное, выкрав птиц». Возможно, ошибки Барон-Коэна были неизбежным следствием заключения, сделанного на основе единственного осмотра. Я провел годы, выстраивая хронологию этого преступления, а этот психиатр из Кембриджа виделся с ним всего лишь пару часов.

Или, может быть, это было неизбежным следствием хрупкости самого процесса постановки диагноза.

В заключении, представленном суду, Барон-Коэн подкреплял свой диагноз результатами пройденного Эдвином теста для оценки синдрома Аспергера у взрослых. Однако была веская причина сомневаться в достоверности ответов на вопросы вроде «мне легко понять, что думает кто-то еще, просто взглянув на его лицо».

В 2011 году в статье, опубликованной в журнале «Nature», Франческа Хаппе, – когнивный нейробиолог из Королевского колледжа Лондона, – подвергла сомнению разработанную Барон-Коэном диагностику. «Остается под вопросом, являются ли точными эти самонаблюдения, – как и все наши другие самонаблюдения». Научный консультант Барон-Коэна, по имени Ута Фриф, вторила Хаппе: «В этой методике все еще не достает строгих исследований… На данный момент автор полагается на ответы людей, вроде: «да, я человек, интересующийся деталями», а не на наблюдение за ними при выполнении разных задач».

Через два года после того, как диагноз спас Эдвина от тюрьмы, Американская психиатрическая ассоциация убрала это расстройство из пятой редакции Диагностического и статистического руководства по психиатрическим расстройствам. Такая спорная мера, – исключение синдрома Аспергера как отдельного расстройства, всего через девятнадцать лет после того, как оно было добавлено в предыдущую редакцию, – была принята «во многом из-за того, что исследования обнаружили недостаток постоянства в постановке этого диагноза», писала Ханна Розин из «The Atlantic». Проведя обширный анализ, авторы доклада, опубликованного в журнале «Archives of General Psychiatry», обнаружили, что детям со схожими результатами тестов могли ставить разные диагнозы: «был ли ребенку поставлен диагноз синдром Аспергера, аутизм или другие нарушения развития, в основном зависело от достаточно произвольной интерпретации клинического специалиста».

В своей статье, посвященной исключению синдрома Аспергера из DSM-5[55] доктор Барон-Коэн писал, что «Психиатрические диагнозы не вырублены в камне. Их создают люди, и каждое следующее поколение врачей собирается за комитетским столом, чтобы изменить наше представление о «психических расстройствах».

* * *

Я чувствовал, что конец моего пути близок. Эдвин больше не отвечал на электронные письма, правда о Лонге была раскрыта. Но как бы я ни был рад увидеть у Лонга альбом с перьями, я знал, что так и не решил загадку, и большая часть недостающих птиц из Тринга находится где-то еще. В последнем поиске зацепок я прочесал более тысячи страниц расшифровок своих разговоров со всеми участниками событий за последние пять лет. Однако я никак не мог перестать думать о человеке, имевшем близкое отношение к этой истории, которому до сих пор удавалось меня избегать.

Хранители коллекции Тринга рассказали, что изначально их подозрения пали на вязальщика мушек из Квебека по имени Люк Кутюрье. В какой-то момент они обнаружили его письмо двухлетней давности, где он спрашивал, можно ли приобрести у музея несколько тушек красногрудого плодоеда. Сотрудники отказались, вместо этого предложив прислать фотографию птицы в большом разрешении. Эта просьба была весьма неожиданной, так что сотрудники рассказали о ней Адель, когда та только начала расследование. Однако Адель исключила Кутюрье из списка подозреваемых.

Во время нашей встречи в Дюссельдорфе Эдвин сказал мне, что его бывший наставник (которого он считал Микеланджело вязания мушек) в 1990-е годы не только побывал в хранилище Тринга, – в чем сомневались в музее – но и был первым, кто посоветовал ему посетить этот музей. В какой-то момент нашего разговора Эдвин сказал, что отправил Лонгу несколько тушек, потому что его друг своими мушками этого «заслуживал». Я подумал, а вдруг он что-то отправил и Кутюрье?