Похититель перьев или Самая странная музейная кража

Таблица из Тринга стала тем куском карты, который запустил мою экспедицию, но я находил только руины. Про шестьдесят четыре тушки, которые я хотел отыскать, я выяснил только, что останки пары из них находятся в Южной Африке у Рухана Нифлинга. Если Лонг помог продать Эдвину еще двадцать тушек, это снижало общее количество до сорока двух. Если тушки Кутюрье тоже были из Тринга, а подсчеты Делиля оказались верны, мне оставалось найти двадцать две штуки.

Но я каждый раз появлялся слишком поздно. Лонг уже продал все тушки, которые у него были. Даже если бы мне удалось установить связь птиц Кутюрье с Трингом, Делиль уже продал их с аукциона. Рухан готовился к вознесению на небо, и моя миссия его совершенно не беспокоила. Даже если Эдвину удалось меня обмануть, и тушки птиц все еще хранились в какой-нибудь камере долговременного хранения в Дюссельдорфе, я уже никогда об этом не узнаю, – после нашего разговора он больше мне не отвечал.

Единственное, что я видел своими глазами, – это перья, принадлежащие Лонгу, и я уже начал беспокоиться, что они никогда не вернутся в Тринг.

Хуже того, я узнал о других музейных кражах, совершенных вязальщиками мушек. За несколько лет до кражи из Тринга еще как минимум два музея естествознания – в Штутгарте и во Франкфурте – лишились десятков тушек красногрудых плодоедов и котинг. Виновником считался пожилой американский вязальщик мушек, который подрабатывал специалистом по борьбе с вредителями. Обрабатывая музей от насекомых, он якобы выносил тушки под своей белой спецовкой. Мари-Жози обеспокоено спрашивала, не собираюсь ли я отправляться разыскивать еще и эти.

Все больше и больше хранителей музейных коллекций делились со мной историями о краже экспонатов, и мне подумалось о двух человеческих потоках, которые проходили через историю птиц из Тринга. В одном двигались Альфред Рассел Уоллес, Рик Прам, Спенсер, ирландский детектив, работавший под прикрытием, сотрудники музея, которые защищали его от немецких цеппелинов и Люфтваффе, а также ученые, исследовавшие каждую тушку, чтобы добавить еще одну крупицу к нашему пониманию мира.

На протяжении столетий этих людей связывала вера в то, что данных птиц стоит сберечь. Когда-нибудь они помогут будущим поколениям, потому что поступь научного прогресса всегда сможет отыскать новый способ работы с теми же самыми старыми тушками.

В другом потоке двигались Эдвин и все участники «перьевого андеграунда», вместе со всеми столетиями мужчин и женщин, которые разграбляли небо и землю, чтобы добыть богатство и статус, движимые алчностью и желанием обладать тем, чего нет у других.

И мне начало казаться, что в войне между знанием и алчностью последняя побеждает.

* * *

Перед рождением нашего ребенка я совершил еще одну поездку, чтобы посетить поле боя похожей войны, которая шла сто лет назад: район Нью-Йорка, где продавались перья.

Голуби, шныряющие по тротуарам Бродвея там, где он пересекает Гринвич-Виллидж, едва уступали дорогу торопящимся обладателям ног на каблуках и в кроссовках. Город изменился, в основном вытянувшись ввысь, но старые дома торговцев перьями отбрасывали те же холодные тени, что и сто двадцать лет назад, когда сто двадцать тысяч обитателей Нью-Йорка превращали крылатые драгоценности в шляпки.

Я бродил вокруг, представляя, как на верхних этажах стоят огромные чаны с краской, а оптовые торговцы роются среди тысяч тушек, продающихся на килограммы. Охотники за перьями везли по улицам телеги с грузом новых птиц, упакованных в мешки в трущобах на Малайском архипелаге, по дороге отгоняя бродячих собак, желающих сжевать что-нибудь пернатое. Французские иммигранты, зарабатывающие на жизнь мастерством парижских плюмасье, красили перья и придавали им форму на чердаках доходных домов расположенного рядом Французского квартала. Жены и дочери слетались сюда с Аппер-Вест-Сайд в поисках новинок перьевой моды.

Я остановился возле узорных чугунных пилястров дома номер 652 на Бродвее, где «Ph. Adelson & Bro» когда-то показывали последние «коллекции эгреток, перья страуса и райских птиц». Внутри стояла очередь из школьников старших классов за буррито из «Чипотле».

Этот адрес я нашел в выпуске «Millinery Trade Review» 1899 года, где редакция возмущалась растущими успехами Одюбоновского общества и борцами за охрану окружающей среды, которые пытались опрокинуть их бизнес, осуждая их во имя свободного рынка за то, что те «пытаются диктовать американским женщинам, что им носить, а американским торговцам, – что они могут покупать, продавать и импортировать».

Затем приняли закон Лейси и остальные первые законы об охране природы, так что люди, заполнявшие подобные магазины птичьими тушками, были вне себя. «Эти ныне установленные дурацкие законы выполняются шляпной отраслью, – брюзжали редакторы. – Но все последующие встретят серьезное сопротивление».