Похититель перьев или Самая странная музейная кража

«Behrman & Colton», «Max Herman & Company», «Velleman & Co. A. Hochheimer», – рано ли поздно все они сдались под напором изменчивой моды, новых законов, и, более всего, признанием общества, что в своем стремлении обладать красивыми птицами люди зашли слишком далеко.

Я перешел Бликер-стрит и остановился перед фасадом двенадцатиэтажного здания, где когда-то размещалась Нью-Йоркская торговая компания по поставкам и торговле шляпами, магазин «Изысканных головных уборов Аронсона» и Колониальная шляпная компания. Я читал о том, как тут, сразу после Первой мировой войны, была конфискована партия плюмажей райских птиц.

Теперь тут располагался магазин для животных. У двери, на большом плакате с изображением попугая было написано «Экзотические животные – вход со двора».

В темном и мрачном углу магазина, за лабиринтом натуральных кормов для кошек и спасательных жилетов для собак стояли четыре клетки высотой по колено. Присев рядом с ними, я обнаружил внутри двадцать синих и зеленых попугайчиков. Стоящее рядом объявление предлагало «выбрать разноцветного компаньона». В другой клетке на полу, уставившись на полку с когтеточками, немного неуверенно стояла японская амадина с ярко-оранжевым клювом, – всего за двадцать три доллара девяносто девять центов, или за двадцать один доллар девяносто девять центов, для членов магазина.

Мой телефон завибрировал: пришло сообщение от Лонга.

Недавно он сообщил мне, что он чувствует себя Тони Старком из «Железного человека». В этом фильме Старк, мировой торговец оружием, оказывается ранен одной из своих же ракет, что заставляет его изменить свою жизнь и начать бороться со злом. Лонг радостно планировал основать движение экологичного вязания мушек и использовать свой статус мастера для популяризации обычных перьев и борьбы с пристрастием сообщества к экзотическим птицам, находящимся под охраной закона.

Я был за него весьма горд, но когда он наконец-то набрался храбрости и заявил об этом на своей странице в Фейсбуке, его коллеги по вязанию мушек только посмеялись. Хорхе Мадераль, испанец, управляющий закрытой группой по покупке и продаже редких перьев в Фейсбуке, остался непреклонен. Он утверждал, что должен «чувствовать настоящую сущность перьев», «их историю».

На форуме ClassicFlyTying.com продолжали торговать тушками и перьями. На eBay было все так же просто купить и продать перья охраняемых видов.

«Тяжело убедить людей, чтобы они прекратили пользоваться чем-то экзотическим, – писал мне Лонг. Он был разочарован. – Надо мной просто смеются и не воспринимают меня всерьез». Я вспомнил слова Эдвина, когда-то сказанные мне, про его понимание человеческой природы: людей привлекает запретное. Когда я спросил, почему он не пользуется суррогатными перьями, – крашеными, чтобы походить на настоящие, он поморщился. «Понимание, что они фальшивые, гложет тебя изнутри… нас всех оно гложет… включая меня».

Соблазн был действительно велик.

Я вспомнил историю Эдди Волфера, вязальщика мушек, у которого жила ошейниковая котинга. Несколько лет назад он лег в больницу на операцию по удалению опухоли мозга. Пока ему в череп вставляли титановую пластину, в дверь его дома постучали двое вязальщиков мушек, которые убедили его девушку продать им котингу. Птицу они убили и продали на следующей же выставке. «Эта птица была моим домашним животным, – жаловался Волфер на форуме, – у этих сукиных сынов денег больше, чем у самого Господа Бога, как можно быть таким жадным! Вы знаете, о ком я. Я считал вас своими друзьями!».

Я написал Лонгу узнать, вернул ли он перья в Тринг.

«Скоро!» – ответил он.

* * *

Спустя несколько лет после того, как все это началось, я снова оказался вместе со Спенсером в поисках форели в долине реки Рио-Гранде. В эту пору как раз вылуплялись из коконов синекрылые оливковые поденки[57] и всплывали на поверхность, надеясь высушить свои крылья и взлететь до того, как их сожрут. Я совсем разучился забрасывать удочку и провел половину времени, выпутывая своих мушек из растущих по берегам зарослей колорадской сосны и рисовидки. Спенсер, напротив, забрасывал наживку через заросли, словно из рогатки: зажав мушку, он направлял кончик удочки куда нужно, и закидывал леску даже через самый небольшой просвет.

Через пять лет после того, как я впервые услышал от него имя Эдвина Риста, в Ираке успела закончиться одна война и начаться другая. Я влюбился в Мари-Жози, закрыл «List Project» и переехал в Лос-Анджелес. У нас родился малыш, здоровый и счастливый, чьи глаза загорались при виде колибри, порхающих вокруг кормушки за окном его комнаты. Его второе имя, – то же, что и у меня, – принадлежало моему деду, но также еще кое-кому, имеющему особое значение для нашей семьи, – Уоллесу.

Мы со Спенсером подолгу молчали, забрасывая наживку в воду, заводя мушки в глубокие омуты, следя, не блеснет ли под водой рыба и изучая размер поднимающихся поденок.