Поход Мертвеца

Снег стаял, незаметно потеплело – солнце, прежние несколько дней не сходившее с небосклона, теперь затерялось среди загустившихся полос облаков, все больше расширявшихся. Если и пробивалось, то на час, едва ли больше. Ходкая лошадка бодро двигалась по широкому тракту, ведущему прямо в Сихарь, а оттуда по Северной дороге, до самого Урмунда. Некогда это был самый оживленный тракт во всей Кривии, да годы смуты сделали его собственной тенью. Но все равно повозки и дроги встречались на Сихарском тракте куда чаще, чем где-либо еще. Страна потихоньку стала отходить от разрушительной усобицы, спешила наверстать упущенное. И вроде бы Сихарь находился возле границы с царевичем Пахоликом, объявившим свои земли вольными и не подлежащими ни законам, ни мыту нового царя, а возле города да, порой, и в нем самом частенько вспыхивали мятежи, все одно: дорога полнилась людьми, не только и не столько военными, простым мастеровым или крестьянским людом, спешащим по своим делам на юг или север страны. Отношения между Бийцей и правителями Урмунда не складывались, но это не мешало жителям республики снова отправляться в непростое странствие, через дикие земли, зарабатывать деньги учением и трудом в соседней стране. Пахолик не препятствовал этому движению, лишь брал с каждого пару монет за проезд через его вольницу, да за провоз груза еще столько же. Это серебро, текшее широким ручьем в казну княжича, служило хорошей приманкой и тем, кто желал повоевать ради него. Крестьяне встречали княжича неохотно, а потому расплачивались за это, но такова уж крестьянская доля во всякие годы, а вот простолюдины видели в нем и заступника и владетеля – благо княжич охотно перемещался из одного града в другой и раздавал награды всем, его поддержавшим. Карта его движений мало кому давалась, вот разве что Боронь, за три года хорошо узнавший княжича, мог сказать, куда тот направится и как надолго остановится в том месте новый владетель севера. Неудивительно, что Бийца так хотел выбить из того пути Пахолика, да и наемник нуждался в его советах, а еще больше в нем самом, как в пропуске ко двору молодого управителя.

Вот только Боронь оставался немощен. Много ребиса и живицы, альбедо и камень-травы давал ему наемник, в первые дни вроде бы излишки черной желчи подчистую сошли, так что пленник уже мог и говорить без бульканья в легких и дышать, не давясь кашлем, но уж больно тяжелы оказались последствия палаческой работы. Мертвец просил о задержке, еще хотя бы на три дня, Бийца отказался, выставив обоих вон без разговоров. Лечение продолжилось в дороге.

Конечно, наемнику очень хотелось подольше и побольше поговорить с капитаном стражи Истислава. И конечно, приходилось выжидать, пока Боронь обретет хотя бы подобие сил. Те четыре дня, что наемник вытащив из подземелья, держал его в своей комнате, на кровати, согревая собственным телом, старик больше молчал, выкашливая ту дрянь, что за месяц с побоями вошла в его тело. Пленник сам пытался говорить с Мертвецом, но сил не хватало. Произнеся всего несколько слов, он откидывался на подушку, хватая жадно воздух, а затем проваливался с тяжелый сон, лучше всякого ребиса, лечивший искалеченное тело.

На четвертый день только и состоялся первый их разговор. Боронь проснулся около полудня, вдруг осознав и себя и свое новое место, прежде он подолгу бредил, выплывая и снова забываясь, теперь же сознание прояснилось окончательно, он узрел наемника, свет, струящийся из окна и кровать в которой лежал свободно, покрытый толстым шерстяным одеялом.

– Я еще не сдох? – удивленно спросил он.

– Как видишь, – усмехнулся легко Мертвец. – Сильно били?

– Долго. Мокрой кошмой. Потом поливали лицо, закрыв тряпкой. Почему-то следов оставлять не хотели. Спасибо, что вытащил. Ах, да, не просто так. Тебе ведь надо что-то.

Мертвец кивнул.

– Мне надо к Пахолику прорваться.

– Царь велел.

– И самому хочется увидеть.

– Не дай боги, – отрезал Боронь. – Я тебя проведу, конечно, но…. Он же меня на дыбу тут же. По-моему, хватит и царской с меня.

– Тогда просто скажи, куда мне ехать.

– Перехватят по дороге. Пропуск нужен, монета царевича, она у меня при себе… кажется, – Боронь зашелся кашлем, пытаясь повернуться и подняться. Одежду ему вернули, обыскав, но не отняв ничего, даже заметок, наспех составленных об обороне Сихаря. – Подай кафтан. Медяк в кармане, да он. Это и есть пропуск.

– Медяк поддельный, – произнес Мертвец, внимательно оглядывая монету.

– Именно что. Герб Бийцы перевернут. Царевич такие монеты специально чеканит, а потом раздает, чтоб можно до него или его слуг добраться с вестями. А все равно потом казнит, если что не по нраву, – неожиданно прибавил он. И еще сказал: – Голова кружится, – уже проваливаясь в дремоту. Из которой выбрался лишь под вечер.

Наемник дал ему еды и питья, а затем сменив простыни, вновь уложил на кровать. С сожалением прибавив: завтра выступаем, Бийца не хочет и дня задержки. Боронь кивнул.

– Ему царевич уже давно поперек горла. Так ты по его душу пойдешь?