Похождения Рокамболя.Книга 2. Девица Баккара и сестра Луиза

Однако она не отталкивала его; она даже чувствовала бесконечное наслаждение в том, чтобы видеть его сидящим подле нее и слушать его грустный голос, в котором слегка отзывалось английское произношение.

Может быть ею руководила в этом случае тайная мысль.

Эрмина заметила, что ее мать полюбила сэра Вильямса и с нетерпением ждала его каждый день; она поняла, какое чувство внушало эту любовь.

Она отгадала, что ее мать желает, чтоб она излечилась от гибельной любви к другому, полюбила бы баронета и забыла Фернана, что она надеется осуществить, посредством сэра Вильямса, свои мечты о ее счастье.

Молодая девушка не хотела разрушить мечты и надежды матери и желала бы уверить ее, что уже любит или полюбит вскоре молодого англичанина. Поэтому она не старалась отдалить его от себя, ни словом, ни доверчивостью, которая могла бы остановить признание, готовое вырваться из его уст. По этой же причине она часто отправлялась гулять с ним под руку по окрестностям в сопровождении своей матери и г. Бопрео, которые шли в нескольких шагах позади их.

Однако баронет еще не открывал своей сердечной тайны; он не произнес еще ни одного слова любви; но его взгляды, его взволнованный и прерывающийся голос, его смущение в присутствии Эрмины, его несказанная бледность в то время, как она устремляла на него свой взгляд, не были ли немым и красноречивым признанием?

Эрмина была уверена, что ее любят, а каждой женщине, как бы она ни была далека от всякой эгоистической мысли, приятно внушать несчастную любовь, которую она никогда не разделит.

Эрмина очень хорошо знала, что она никогда не будет отвечать на любовь сэра Вильямса, но она гордилась до некоторой степени, что внушала ее.

Сэр Вильямс приезжал каждый вечер около семи или восьми часов и уезжал в одиннадцать. Каждый раз, как он уезжал, Эрмине казалось, что он хотел признаться ей в любви, но не смел.

Впрочем, однажды вечером баронет сделался смелее.

- Позвольте попросить вас выслушать меня,-сказал он ей голосом, дрожавшим от волнения.

Эрмина и сэр Вильямс находились в это время в большом зале, где Бопрео, его жена и баронесса де Кермадэк играли в вист. Сэр Вильямс пригласил Эрмину идти в парк.

- Я должен поговорить е вами, - сказал он.

- Говорите, - сказала Эрмина, почувствовав неземное волнение.

- Я уезжаю.

- Уезжайте! - сказала она. - Зачем?

- Я хочу возвратиться в Ирландию и навсегда расстаться с Францией, - продолжал баронет, - я хочу влачить в другом месте тяжесть своего существования.

Голос сэра Вильямса так дрожал, что девице де Бопрео показалось, будто он подавлен страшным горем.

- Да, - сказал он тихо, - я приехал сюда искать спокойствия для своей измученной души, забвения для сердца, а между тем уезжаю отсюда еще более истерзанным, более несчастным, нежели когда-либо.

Эрмина угадала, что хотел выразить этими таинственными словами сэр Вильямс, а потому ничего не сказала.

- Я не хочу уехать, - продолжал баронет, - не рассказав вам одной страницы из моей печальной жизни.

Эрмина вздрогнула и поняла, что приближается минута, когда сэр Вильямс сделает ей признание в любви; она почувствовала тягостное волнение и замирание сердца и пожалела, что позволила ему говорить.

- Я еще в колыбели сделался сиротою, - продолжал сэр Вильямс, - и был воспитан чужими наемщиками. Долго жил я, не видя ни в ком привязанности к себе и как человек, привыкший к одиночеству, я странствовал по свету, не желая найти друга. Люди казались мне злыми, и я не хотел глядеть ни на одну женщину; я никогда… В один роковой для меня день я встретил молодую девушку. Она была прекрасна и чиста, как лилия; у ней была несколько мечтательная и печальная улыбка, обличающая избранную душу, задумчивое чело, свойственное возвышенным и умным натурам. Я пробыл с нею несколько минут, и во мне совершился мгновенный, ужасный переворот души и сердца. Я, человек, утомленный жизнью прежде, нежели начал жить, решившийся вечно странствовать по свету, нигде не останавливаясь, я вдруг стал горячо желать счастливой и спокойной жизни, привязанности, семейства; мне показалось, что любить эту молодую девушку, иметь право проводить жизнь у ее ног, читать в ее глазах ее желания и исполнять их с рабскою поспешностью-такая жизнь была бы земным раем.

Сэр Вильямс остановился от волнения; Эрмине показалось, что он едва удерживается от рыданий.

- Тогда, - продолжал он, - я возымел безумие иметь надежду… Я был молод, свободен, богат, имел знатное имя… мне показалось, что меня полюбят… Горькое заблуждение! Молодая девушка, которую я полюбил с первой встречи и которой я хотел посвятить всю жизнь, любила сама… любила другого.

Дрожь пробежала по всему телу Эрмины. Она вспомнила Фернана.

- Тогда, - сказал баронет, - я наконец понял, что на мою судьбу наложена роковая печать; я покорился своей участи и стал снова нести скитальческую жизнь, не помня вчерашнего дни, не надеясь на завтрашний.

Баронет остановился и Эрмине показалось, что он не в силах преодолеть своего волнения. Однако он продолжал: