Похождения Рокамболя. Книга 3. Клуб Червонных Валетов

- Андреа! - воскликнул Арман, сердце которого наполнилось глубоким состраданием.- Андреа, ты ли это?

- Андреа? - повторил нищий безумным голосом.- Что вы говорите мне об Андреа?.. Он умер… Я не знаю его… Меня зовут Жером-нищий.

Он судорожно дрожал, и зубы его стучали; он сделал крайнее усилие, чтобы вырваться и убежать, но силы изменили ему; с ним опять сделался обморок и он опустился на землю как умирающий.

- Это мой брат! - воскликнул граф, который, при виде этого человека, дошедшего до такого постыдного и горестного положения,' забыл все его преступления и помнил только, что одна мать произвела их на свет.

- Это твой брат, Арман! - повторила графиня, также воодушевленная состраданием.

Лишенного чувств нищего перенесли в коляску, которая, понеслась как молния и вскоре въехала в липовую аллею; ведущую к воротам замка.

Нищий очнулся уже в кровати роскошной спальни. Мужчина и женщина с видом беспокойства стояли около него, выслушивая наставления медика.

- Обморок,- говорил доктор,- произошел от недостатка пищи и усиленной ходьбы. Ноги опухли. Он прошел со вчерашнего дня не менее двадцати лье.

- Андреа! - шептал де Кергац, наклоняясь к уху нищего, - Ты здесь у меня… у брата… у себя.

Андреа, ибо это был действительно он, продолжал смотреть на брата дикими и испуганными глазами. Судя по выражению его лица, можно было подумать, что он видит сон и старается разогнать страшное видение.

- Брат…- повторил де Кергац растроганным и ласковым голосом,- брат… ты ли это?

- Нет, нет!.. - бормотал тот.- Я не Андреа, я нищий бесприютный бродяга… человек, которого преследует божеское правосудие, и которого всякий час мучит раскаяние… Я большой преступник, добровольно осудивший себя странствовать без отдыха по свету и таскать за собой тяжесть нечестивых дел.

Господин де Кергац вскрикнул от радости.

- Ах, брат, брат! - шептал, он.- Наконец-то ты раскаялся? Граф подал знак жене, которая вышла, уведя за собой доктора. Тогда Арман, оставшись один у постели виконта Андреа, взял дружески его руку и сказал ему:

- Мы дети одной матери, и если правда, что.твое сердце наполнилось раскаянием…

- Наша мать!.. - прервал Андреа глухим голосом.- Я был ее палачом…

И он прибавил голосом глубокого смирения:

- Брат, когда я немного отдохну, когда опухоль спадет с моих ног, и я буду в состоянии продолжать путь, ты отпустишь меня, не правда ли?.. Кусок хлеба, стакан воды - нищему Жерому больше ничего не нужно.

- Боже мой! - воскликнул де Кергац, благородное сердце которого билось от волнения.- В какую же ты впал ужасную нищету, бедный брат!

- В добровольную нищету,- сказал нищий, смиренно преклонив голову.- Однажды пришло раскаяние, и мне захотелось искупить все мои преступления… Двести тысяч франков, полученные от вас, брат, я не промотал. Они положены в Нью-Йоркский банк. Доход с них вносится в кассу благотворительных заведений. Мне ничего не нужно. Я присудил себя странствовать по свету, просить милостыню, спать в конюшнях и гумнах… 'а иногда и на дороге. Может быть со временем Бог, которого я молю денно и нощно, простит меня.

- Довольно! - сказал Арман.- Во имя Бога, брат, я прощаю тебя и говорю тебе, что искупление достаточно велико.

И господин де Кергац, обняв Андреа, прибавил:

- Мой возлюбленный брат, хочешь ли ты жить со мной под одной кровлей, не как бродяга или преступник, но как друг, как равный мне, как сын моей матери - раскаявшийся сын, которому открыты наши объятия. Останься, брат, между мной, моей женой и моим сыном, ты будешь счастлив, потому что ты прощен!

II.

По прошествии почти двух месяцев после рассказанной нами сцены мы видим в Париже, по улице св. Екатерины, графа Армана де Кергац и его молодую супругу, разговаривающими наедине в рабочем кабинете.

Это было в первых числах января, часов в десять утра. Иней, покрывавший деревья в саду, блестел от бледных лучей зимнего солнца. Было холодно и поэтому большой огонь пылал в камине.

Граф, одетый, в халат, сидел в широких креслах и, скрестив ноги, помешивал щипцами в камине, и в то же время он разговаривал с женою. Госпожа де Кергац, в утреннем костюме, стояла возле мужа и внимательно слушала его, устремив на него свой спокойный и грустный взгляд.

- Мое милое дитя, - говорил граф,- я был очень счастлив твоей любовью, но счастье мое увеличилось с тех пор, как раскаяние возвратило нам нашего милого брата.

- О! - отвечала Жанна.- Бог велик и милостив, мой друг; он посетил нечестивую и непокорную душу нашего брата и сделал его святым.

- Бедный Андреа, какая примерная жизнь! Какое раскаяние! Моя милая Жанна, я открою тебе страшную тайну, и ты увидишь, как он изменился.

- Боже мой! Что такое еще? - спросила Жанна с беспокойством.

- Ты знаешь, что Андреа только по наружности ведет такую же жизнь, как и мы. Он сидит с нами в гостиной, а живет на холодном чердаке, под самой крышей дома, под тем предлогом, что ему это предписано доктором. Он питается самой грубой пищей и никогда не пьет вина.

- И не ест до полудня,- перебила Жанна.

- Все это ничего не значит,- сказал граф,- ты еще не все знаешь, моя милая.