Похождения Тома Соуэра

— Томъ, намъ слдуетъ держать языкъ за зубами. Этотъ индйскій дьяволъ не задумается утопить насъ, какъ пару котятъ, если мы выболтаемъ все, а его не повсятъ. Слушай, Томъ, намъ надо поклясться другъ другу… это мы должны сдлать… поклясться, что будемъ молчать.

— Я согласенъ, Гекъ. Это самое лучшее. Возьмемся за руки и произнесемъ клятву въ томъ, что…

— О, нтъ, этого мало для такого случая. Это годится въ пустыхъ, обыденныхъ вещахъ… особенно съ двочками, потому что он все равно какъ-нибудь да выдадутъ васъ и выболтаютъ все, если расхорохорятся… Но въ такомъ важномъ дл, какъ это, надо, чтобы было написано, и кровью.

Томъ одобрилъ такую мысль всей душою. Кругомъ было глухо, темно, страшно; время, обстоятельства, все окружающее соотвтствовало длу. Онъ нашелъ чистую щепочку, лежавшую въ полос луннаго свта, досталъ кусочекъ сурика изъ кармана, подслъ такъ, чтобы свтъ падалъ на его работу, и съ усиліемъ вывелъ слдующія строки, прикусывая себ языкъ при каждой черт внизъ и разжимая зубы, когда велъ черту кверху:

Гекъ Финнъ и

Томъ Соуеръ клянутся,

что будутъ молчать

на счетъ этого, и пусть

они погибнутъ безъ пути,

если когда-нибудь вздумаютъ.

Гекльберри пришелъ въ восхищеніе отъ графическаго искусства Тома и возвышенности его слога. Онъ вытащилъ булавку у себя изъ полы и хотлъ уколоть себ палецъ, но Томъ воскликнулъ:

— Стой! Не длай этого. Тутъ можетъ быть зелень.

— Какая такая зелень?

— Ядовитая. Вотъ какая. Попробуй-ка проглотить ее, и тогда увидишь.

Онъ развернулъ посл этого нитку съ одной изъ своихъ иголокъ, и оба мальчика надкололи себ ею большой палецъ и выдавили изъ него по капельк крови. Потомъ, долго налаживаясь, Томъ усплъ начертить начальныя буквы своего имени, употребляя мизинецъ вмсто пера, научилъ Гекльберри какъ вывести «Г» и «Ф», и дло съ клятвой было покончено. Они зарыли щепку у самой стны, съ какими-то очень страшными обрядами и заговорами, и стали уврены, что уста ихъ отнын скованы и ключъ отъ этихъ оковъ заброшенъ.

Какая-то тнь проскользнула черезъ проломъ на другомъ конц полуразрушеннаго зданія, но мальчики не замтили ея.

— Томъ, — спросилъ шепотомъ Гекльберри, — что же, благодаря этому, мы уже должны никогда не проговориться?

— Разумется, что бы тамъ ни случилось, мы должны держать языкъ за зубами; иначе погибнемъ, разв не знаешь?

— Да… понимаю, что такъ.

Они перешептывались еще нсколько времени. Вдругъ какая-то собака завыла протяжно и страшно, близехонько, шагахъ въ десяти отъ нихъ. Мальчики прижались другъ къ другу, цпеня отъ ужаса.

— На котораго это изъ насъ она? — едва могъ выговорить Гекльберри.

— Не знаю… Выгляни въ щель… Поскоре!

— Нтъ, Томъ, ты самъ!

— Не могу… не могу я, Гекъ!

— Пожалуйста… Вотъ она опять!

— О, слава Богу, я радъ! — прошепталъ Томъ. — Это Буль Гарбизонъ [2].

— Ну, это хорошо… А то я уже перепугался до смерти, Томъ. Я думалъ, что это бродячій песъ.

Собака завыла опять. Сердце у мальчиковъ снова упало.

— Слушай, это не Буль Гарбизонъ! — шепнулъ Гекльберри. — Взгляни, Томъ!

Томъ, дрожа отъ страха, согласился и приложилъ глазъ къ щели. Онъ проговорилъ едва слышнымъ шепотомъ:

— О, Гекъ! Это бродячая собака!

— Скоре, скоре, Томъ! На кого она?

— Гекъ, на обоихъ насъ! Вдь мы совсмъ рядомъ.

— О, Томъ, не сдобровать намъ, значитъ! И я знаю, про себя-то, куда попаду. Я такой дурной.

— Ахъ, что длать! Все это отъ игры въ карты, да оттого, что длаешь то, что запрещаютъ именно длать. Я могъ бы быть такимъ хорошимъ, какъ Сидъ, если бы только захотлъ… Да нтъ, не могло мн захотться, разумется. Но если это только пронесетъ теперь мимо меня, общаюсь начать такъ долбить въ воскресной школ…

И Томъ принялся слегка всхлипывать.

— Ты себя считаешь дурнымъ! — сказалъ Гекльберри, тоже начиная всхлипывать. — Да ты, Томъ Соуеръ, передо мной одна сласть! О, Боже мой, Боже, хотлъ бы я хотя на половину имть. столько хорошаго за свой счетъ…

Томъ отступилъ назадъ и прошепталъ:

— Смотри, смотри, Гекъ! Она стоитъ къ намъ задомъ!

Гекъ взглянулъ съ радостью на душ.

— И вправду! Ахъ, дьявольщина! А прежде какъ?

— Да и прежде. Только я, дуракъ, не подумалъ объ этомъ. Ну, это отлично, ты знаешь. Но на кого же она?

Вой прекратился, но Томъ навострилъ уши.

— Шшъ!.. — прошепталъ онъ. — Что такое?

— Какъ будто… свинья хрюкаетъ… Нтъ, это кто-то храпитъ… Томъ.

— Да?… Но откуда это слышится, Гекъ?

— А съ того конца, кажется. Оттуда доносится, будто… Отецъ захаживалъ, бывало, сюда ночевать съ свиньями, но только, прахъ побери, если уже онъ храпитъ, то вещи съ мста сдвигаетъ. Къ тому же, я знаю, онъ не воротится въ нашъ городокъ никогда.

Духъ предпріятій снова воскресъ въ душ мальчиковъ.

— Гекъ, ты ршишься пойти, если я тебя поведу?

— Не очень-то хочется, Томъ. Что если это Инджэнъ Джо?