Похождения Тома Соуэра

Многообщающій вечеръ наступилъ. Ровно въ восемь часовъ, школьное зданіе, украшенное цвточными внками и гирляндами, роскошно засвтилось огнями. Учитель возсдалъ на своемъ трон, поставленномъ на высокую эстраду, вмст съ его чернымъ письменнымъ столикомъ. Онъ казался въ порядочномъ градус. Прямо передъ эстрадою стояло шесть скамеекъ, по сторонамъ еще по три; на всхъ ихъ сидли почетные мстные жители и родственники учениковъ. Слва, за толпою обывателей, былъ воздвигнутый временный помостъ, на которомъ находились ученики, подлежавшіе публичному испытанію: кучка маленькихъ ребятъ, вымытыхъ и пріодтыхъ до нестерпимаго для нихъ благоприличія; за ними толкались неуклюжіе подростки и красовались, блоснжными рядами, отроковицы и двы въ батистовыхъ и кисейныхъ платьяхъ, замтно чванившіяся своими голыми руками въ старинныхъ бабушкиныхъ браслетахъ, розовыми и голубыми бантиками и цвтами, приколотыми къ ихъ волосамъ. Остальное пространство въ комнат было занято учениками, не принимавшими участія въ состязаніи.

Представленіе началось. Крошечный мальчуганъ выступилъ впередъ и началъ робко бормотать: «Не ждали вы, что малютка такой выступить смло передъ толпой» и пр., сопровождая эту декламацію такими же однообразными и, вмст съ тмъ, судорожными движеніями, которыя могла бы длать машина, — нсколько попорченная, разумется. Онъ пробрался, однако, благополучно до конца, хотя прострадалъ ужасно, и удостоился единодушныхъ рукоплесканій, когда отвсилъ деревянный поклонъ и удалился.

Маленькая, зардвшаяся отъ стыда двочка пролепетала: «У Мэри была овечка» и пр., сдлала внушающій состраданіе реверансъ, получила свою долю апплодисментовъ и услась на мсто, сконфуженная и счастливая.

Томъ Соуеръ выступилъ съ заносчивою самоувренностью и началъ декламировать высокопарно на неистощимую и непоколебимую тему «Свободу ищу я одну или смерть», размахивая руками съ великолпнйшимъ бшенствомъ, но вдругъ запнулся на половин. Смертельный ужасъ, — ужасъ забывшаго роль актера, — охватилъ его; ноги у него подкосились, онъ былъ готовъ упасть. Состраданіе зрителей къ нему выражалось ясно, это была правда, — но также ясно выражалось и ихъ безмолвіе, а оно было ему еще тяжеле ихъ состраданія. Учитель нахмурился и это довершило пораженіе: Томъ поборолся еще немного и потомъ отступилъ, проигравъ битву окончательно. Слабая попытка къ рукоплесканію замерла тотчасъ же.

Затмъ послдовали: «На пылающей палуб судна», потомъ «Спшатъ ассиріяне на бой», и другіе декламаторскіе перлы. Дале наступили упражненія въ чтеніи и въ диктовк. Немногочисленный латинскій классъ вышелъ съ честью изъ испытанія. Но главнымъ «гвоздемъ» вечера были оригинальныя «сочиненія» молодыхъ особъ. Каждая изъ нихъ выступала на край помоста, прокашливалась, расправляла свою рукопись (перевязанную красивою ленточкой) и начинала читать, обращая особое вниманіе на «выразительность» и знаки препинанія. Темы, заданныя имъ, были т же, которыя задавались нкогда ихъ матерямъ, бабушкамъ, даже, по всей вроятности, всмъ ихъ предкамъ женскаго пола, восходя такъ до Крестовыхъ походовъ, — напримръ: «Дружба», «Воспоминаніе о минувшемъ», «Религія по отношенію къ исторіи», «Страна грезъ», «Преимущества образованія», «Различныя формы государственности въ ихъ сходствахъ и различіяхъ», «Меланхолія», «Дтская любовь». «Стремленіе моего сердца», и пр. и проч.

Отличительными чертами всхъ сочиненій были: умилительная, задушевная грусть; самое крайнее злоупотребленіе «красивыми оборотами»; притягиваніе за уши особенно излюбленныхъ словечекъ и фразъ, подъ конецъ прідавшихся до-нельзя; сверхъ того, замчательною принадлежностью всхъ этихъ произведеній было неизбжное и несносное нравоученіе, помахивающее своимъ закрученнымъ хвостикомъ въ конц каждаго изъ нихъ. Несмотря ни на какое содержаніе, сочиненіе пригонялось посредствомъ мучительнаго мозгового усилія къ тому или другому выводу, способному воздйствовать на душу въ моральномъ и религіозномъ смысл, Бьющая въ глаза фальшь этихъ назиданій была недостаточной для изгнанія такой системы изъ школъ; недостаточна она и понын, да и останется такою, вроятно, до скончанія вковъ. Во всей Америк нтъ ни одного училища, въ которомъ молодыя особы не считали бы себя обязанными заканчивать нравоученіемъ своихъ сочиненій, причемъ можно замтить, что самая легкомысленная и наимене набожная двушка изъ всей школы преподноситъ самое длинное и самое безжалостно-благочестивое нравоученіе. Но, довольно объ этомъ! Правда глаза колетъ. Возвратимся къ экзамену. Первое изъ прочитанныхъ сочиненій было озаглавлено: «Такъ это-то жизнь?» Можетъ быть, читатель будетъ въ состояніи «вынести» отрывокъ изъ этого произведенія: