Похождения Тома Соуэра

«При обыкновенномъ теченіи жизни, съ какимъ только упоеніемъ ни всматривается юный умъ въ грядущее, предвкушая въ немъ одно ликованіе! Воображеніе рисуетъ картины веселья, подернутыя однимъ розовымъ отблескомъ. Преданная поклонница свта видить себя въ мечтахъ своихъ, среди пышнаго празднества, на которомъ „ею, любующеюся, любуются вс“. Ея прелестный станъ, облеченный въ блыя ткани, носится въ вихр веселаго танца; ея глаза свтятъ ярче, ея поступь воздушне, чмъ у кого бы то ни было въ этомъ собраніи. Время быстро летитъ среди этихъ грезъ; наступаетъ, наконецъ, и желанный часъ ея вступленія въ эти Елисейскія поля, въ которыя до сихъ поръ она уносилась только на крыльяхъ фантазіи. Какими волшебными видніями кажется ей теперь все, представляющееся ея очарованному взору! Каждая новая картина кажется ей лучше прежней! Но она скоро замчаетъ, что подъ этою блестящей наружностью скрывается одна суета; лесть, которою она недавно еще упивалась, ржетъ ей теперь слухъ; и она, съ утраченнымъ здоровьемъ и горечью въ сердц, удаляется прочь, сознавая, что земныя удовольствія не могутъ удовлетворять стремленій души!..»

И такъ дале, и такъ дале. Во время чтеній, слышался одобрительный шепотъ и прорывавшіяся вполголоса восклицанія: «Какъ мило!..» «Какъ краснорчиво!..» «Какъ врно!» и пр. И когда авторша прочла заключительное, особенно удручительное нравоученіе, ее наградили восторженными рукоплесканіями.

Потомъ поднялась худощавая, унылая двушка, лицо которой отличалось «интересною» блдностью, производимою пилюлями и диспепсіею, и прочла «поэму». Изъ нея достаточно принести два станса:

Прощаніе миссурійсной двушки съ Алабамой.

   «Алабама, прости! тебя я люблю,
   Но должна я разстаться съ почвой твоею!
   Несказанную муку при этомъ терплю;
   Вспомню все, — и отъ жгучей боли нмю!
   Вдь въ твоихъ я бродила цвтистыхъ лсахъ,
   И мечтала, читала у Талапузы,
   И внимала волнамъ въ Таласайскихъ водахъ,
   И встрчала зарю на вершинахъ Коузы.

* * *

   Но тоска моя мн не станетъ въ позоръ,
   Не чужимъ я свой вздохъ посвящаю!
   Не печаль по чужбин туманитъ мой взоръ,
   Не чужой, вдь, я штатъ покидаю!
   Вамъ, мстамъ дорогимъ, мой прощальный привтъ,
   Тмъ, позади, что какъ бы тонутъ въ пучину…
   Да остынутъ мои сердце, очи и t^ete,
   Если я къ Алабам остыну!»

Изъ присутствующихъ, лишь очень немногіе могли знать, что это такое: t^ete? но это не помшало поэм заслужить общее одобреніе.

Вслдъ за поэтессой выступила очень смуглая двица, черноглазая и черноволосая. Она внушительно промолчала съ минуту, придала себ трагическое выраженіе и начала читать ровнымъ голосомъ:

«ВИДНІЕ.