Похождения Тома Соуэра

— Да полно же, за что бьете! Разбилъ ее Сидъ!

Тетя Полли остановилась въ недоумніи и Томъ ждалъ словъ любви и состраданія; но когда она пріобрла снова способность заговорить, то сказала только:

— Гмъ… Ты не получилъ даромъ ни одного шлепка, какъ бы тамъ ни было… Врно совершилъ какую-нибудь другую отчаянную проказу у меня за спиной, это уже несомннно.

Но ее все же мучила совсть и ей такъ и хотлось какъ-нибудь приголубить его, но она думала, что это будетъ своего рода сознаніемъ въ своей неправот и подрывомъ всякой дисциплины. Поэтому она молчала и занялась разнымъ дломъ, но съ горечью въ сердц. Томъ сидлъ, насупясь въ углу и торжествовалъ среди обиды. Онъ зналъ, что тетка готова въ душ встать на колни передъ нимъ, и былъ утшенъ этой мыслью, но не хотлъ выкидывать флага примиренія, не хотлъ замчать ничего подобнаго. Онъ чувствовалъ на себ заискивающій взглядъ, даже затемнявшійся, иногда слезою, но обходилъ его полнымъ невниманіемъ. Онъ воображалъ себя больнымъ и лежащимъ на смертномъ одр; тетка его наклонялась надъ нимъ, умоляя о малйшемъ слов прощенія, но онъ отвертывался къ стн и умиралъ, не произнеся этого слова… Что-то станетъ она чувствовать тогда?.. И ему представлялось, что его приносятъ съ рки, мертваго, съ мокрыми волосами, блдными рученками, уже боле не проказничающими, и съ успокоившимся наболвшимъ сердечкомъ. Какъ она бросится тогда на его тло, какъ потекутъ на него ручьемъ ея слезы, и какъ уста ея станутъ молить Бога возвратить ей ея мальчика, котораго она уже никогда, никогда боле не станетъ обижать! Но онъ будетъ лежать блдный и холодный, не подавая никакого знака… бдный, маленькій страдалецъ, муки котораго кончились. И онъ растравлялъ свои чувства драматизмомъ такихъ картинъ, которыя ему нельзя было обнаружить, и он подавляли его, наполняли его глаза слезами, скатывавшимися внизъ, когда онъ моргалъ, и капавшими съ кончика его носа. Это любованіе своими горестями до того услаждало его, что онъ не хотлъ нарушать своего настроенія никакимъ суетнымъ весельемъ или оскорбительною утхою; оно было слишкомъ священно для такого вторженія, и потому, когда его кузина Мэри вбжала въ комнату, вся сіяя удовольствіемъ при возвращеніи домой, посл цлой «вчной» недли, которую она провела въ деревн, онъ всталъ и вышелъ вонъ изъ одной двери, какъ туча и мракъ, между тмъ какъ Мэри вносила въ другую солнечный лучъ и псню. Онъ направился вдаль отъ мстъ, излюбленныхъ мальчиками, избирая пустынные уголки, соотвтствовавшіе состоянію его духа. Длинный плотъ на рк сманилъ его, онъ услся на самомъ конц бревенъ и сталъ смотрть на печальную водную глубину, желая потонуть какъ-нибудь разомъ и безсознательно.

Потомъ онъ вспомнилъ о цвтк, вытащилъ его, уже увядшій и помятый, и это усилило его скорбное настроеніе. Ему хотлось угадать, будетъ-ли она жалть о немъ, если узнаетъ? Будетъ-ли она плакать и желать имть право обвить его шею руками и утшить его? Или же отвернется, какъ и остальной пустой свтъ? Эта картина преисполнила его такою смертельною, сладостной мукой, что онъ переиначивалъ ее въ душ такъ и сякъ, придавая ей все новое и разнообразное освщеніе, до тхъ поръ, пока не истрепалъ ее, такъ сказать, до нитки. Наконецъ, онъ поднялся съ мста, когда уже стемнло, и дошелъ въ половин десятаго или около десяти до той пустынной улицы, въ которой жила его неизвстная возлюбленная. Онъ пріостановился на минуту; до слуха его не долетало ни малйшаго звука; свча озаряла тусклымъ свтомъ одно завшанное окно во второмъ этаж… Здсь-ли обитель святыни?.. Онъ перелзъ черезъ изгородь, пробрался тайкомъ среди растеній до окна и смотрлъ на него долго и съ чувствомъ, потомъ легъ подъ нимъ на землю, протянувшись на спин, скрестивъ руки на груди и держа въ нихъ свой бдный завялый цвтокъ. И ему хотлось умереть такъ… одинокому въ хладномъ мір, безъ крова надъ своею безпріютною головой, безъ дружеской руки, которая отерла бы смертный потъ съ его чела, безъ чьего-либо любящаго лица, склонившагося надъ нимъ въ грозную минуту агоніи… И такимъ увидала бы его она, выглянувъ изъ окна на свтлое утро… И что же, прольетъ-ли она хоть одну слезу на жалкое бездыханное тло, вздохнетъ-ли хоть разъ при вид столь жестоко загубленной, столь безвременно скошенной жизни?

Окно поднялось; рзкій голосъ какой-то служанки нарушилъ священную тишину и потокъ воды окатилъ останки распростертаго навзничь страдальца!

Захлебнувшійся герой вскочилъ, фыркая для своего облегченія; вслдъ затмъ въ воздух что-то свистнуло, какъ летящій снарядъ; раздалось подавленное ругательство, какъ бы звякнуло разбитое стекло; какая-то маленькая, неопредленная тнь юркнула черезъ заборъ и скрылась въ темнот…

Немного спустя, въ то время, какъ Томъ, раздвшись, чтобы лечь въ постель, разсматривалъ свое мокрое платье при свт сальнаго огарка, Сидъ проснулся, но если у него зародилась хотя малйшая мысль длать заключенія изъ уликъ, онъ подавилъ ее и промолчалъ, потому что въ глазахъ Тома свтился недобрый огонекъ. Томъ улегся, не утруждая себя еще прочтеніемъ молитвъ, что Сидъ начерталъ тоже въ сердц своемъ.