Похвала добродетели

Магомет заснул и проснулся лишь с первыми лучами солнца.

Вокруг было тихо, только звякнуло где-то ведро, видно, Зарият спешила доить корову. Громадный рыжий петух, ничуть не смущаясь того, что явно опоздал, словно язык пламени, взметнулся на забор и, тряхнув красным гребнем, заорал что есть мочи. Дружно закудахтали куры.

Утренний ветерок смахнул с ветвей на лица лежащих прохладные капельки росы.

— Эй, Петер! — вскочил Магомет. — Ты, брат, спишь, как настоящий нарт. Пошли мыться.

Петер не стал говорить другу, что почти вовсе не спал, погруженный в свои тревожные размышления.

— Салам, товарищ, — отозвался он и добавил: — Пожить бы мне у вас хоть немного — и стал бы я говорить по-балкарски. Звучный язык, ласковый. Как это мягко и нежно звучит — «салам»...

Он слегка подвигал больной рукой — вправо-влево.

— Ну как? — поинтересовался Магомет. — Легче?

— Да почти вовсе не болит, — обрадованно сообщил Петер.

— Вот и хорошо, — сказал Магомет. — Это тебе жесткая повязка помогла, больной руке покой нужен.

Когда парни умылись, Зарият подала им ведерце молока и каждому вручила по здоровой деревянной ложке. Магомет ловко захватывал ею кремоватую молочную пену, а Петер, видимо, не сразу сообразил, что надо делать.

— Давай, давай, — сказал Магомет. — Смелее. Не то я все самое вкусное слопаю. Видишь, как пена шипит? Это в ней жизненные силы бурлят. Выуживай их ложкой.

Петер быстро последовал совету друга. А Зарият, ласково глядя на гостя, сказала:

— Молоко, сынок, — это хорошо. Сильный будешь.

— О да! — кивнул Петер, облизывая губы. — Спасибо.

— Пейте на здоровье, а я сейчас вернусь, — сказала мать.

Из кухни доносился вкусный запах жареных локумов.

На третий день Петер снял повязку с больной руки. Кожа под нею оказалась посиневшей и мятой, но через час-другой все прошло. Гость начал собираться в дорогу.

Провожали его Магомет, Зарият и Аскер. Когда немец уже садился в автобус, Зарият протянула ему сверток.

— Что это? Зачем? — удивленно спросил Петер.

— Бери, бери, — улыбнулся Магомет. — Это тебе на дорогу. Если не возьмешь — обидишь мать. У нас так принято.

Петер смутился, не знал, что сказать. Он поцеловал смуглую, загрубевшую руку женщины, заглянул ей в глаза.

— Спасибо, спасибо...

— Счастливого пути, сынок. Да поможет тебе аллах здоровым вернуться к матери.

Автобус тронулся.

Петер высунулся из окна и крикнул:

— До свидания! — И, обращаясь только к Магомету, добавил: — До встречи на вершинах Тибета!

III

Сельские мальчишки больше всего любили играть в свои шумные игры на берегу реки, у камня, который был очень похож на огромную пятнистую фасолину. И потому это место все называли ребячьим ныгышем[11].

В солнечные дни мальчишки не вылезали из воды до тех пор, пока у них зуб на зуб не попадал, а тело не покрывалось синеватой гусиной кожей. Выбежав на берег, они плюхались на каменную фасолину и отогревались под палящими лучами, а потом играли в одну и ту же игру — кто кого спихнет с фасолины на мокрый речной песок. И так — целыми днями, до самого заката.

В сумерки у рябой фасолины появлялись ребята постарше, — парни, успевшие управиться со своими дневными делами и заботами. И допоздна на берегу слышались молодые голоса и взрывы веселого смеха. А лунными ночами в продолговатых выемках камня светилась вода, и казалось, что это чьи-то глаза глядят в темное небо.

Пожалуй, чаще других здесь встречались вечерами два неразлучных друга — Кайсын и Азрет, живущие неподалеку от реки. Сидя на камне, они болтали в воде загорелыми босыми ногами и вели нескончаемые беседы о всякой всячине. И они даже радовались, если в какой-то вечер никто, кроме них, не приходил на это заветное место.

Так коротали они и этот вечер, тихо рассказывая друг другу разные истории. Но вдруг Кайсын заметил идущего к ним Магомета.

— Эй, гляди-ка! Магомет приехал! Откуда ты взялся? — радостно воскликнул он.

— Я-то известно откуда — с гор, — отвечал Магомет. — А вы что же, так и не уходили отсюда все это время? Кажется, в последний раз именно здесь я вас и видел, — верно?

— Ага! — отозвался Азрет и немного отодвинулся от Кайсына, чтобы Магомет сел между ними.

Магомет обнял ребят за плечи, дружески потрепал по вихрам — черноволосого Азрета и Кайсына, рыжеватые космы которого давно соскучились по ножницам.

— Ну, Магомет, какую вершину ты оседлал в этот раз? — спросил Азрет, сколупывая тонкую кожицу со своего обгоревшего носа.

— Хоть бы раз нас взял с собой, — не дожидаясь ответа, вставил Кайсын. — Не бойся, мы не отстанем, куда захочешь, туда и пойдем за тобой.

— Нет, ребятки, рановато вам в горы ходить, — мягко возразил Магомет. — Всему свое время. Вот будет вам лет хоть по семнадцать, тогда поглядим.

— Хо! — воскликнул Азрет. — Подумаешь — разница, четырнадцать или семнадцать? Сам-то ты когда начал?

— Но ведь я с отцом ходил! — возразил Магомет. — Это он брал меня с собою. А мне до отца далеко. За вами не уследишь. Да я на себя такую ответственность и не возьму, не обижайтесь. В общем, годика через два сам позову вас.