Похвала добродетели

— Ну, цветок, возможно, и был. Цветы растут даже на очень высоких горах, я сам видел. И ни ветров они не боятся, ни морозов, ничего. Просто чудо какое-то! — искренне восхитился Магомет. — Я думаю, дело в том, что они растут очень близко к солнцу и от этого такие сильные.

— Да, хоть бы раз увидеть такой белый цветок, — мечтательно сказал Кайсын.

— А на земле их нет, что ли?

— Нет, — возразил Магомет. — Внизу они не растут. Природа создала их только для вершин. Им нужно очень много солнца.

Мальчишки помолчали, думая о несчастном джигите из легенды и о его любимой девушке, превратившейся в скалу.

Стало прохладно, с гор потянуло ветерком. Ребята зябко поводили плечами.

Постепенно остыл и камень, на котором они сидели. В безоблачном небе появились первые бледные звезды, луна желтым шаром легла на пенистую поверхность реки и заиграла на ней яркими бликами. Откуда-то из села донесся собачий лай. Скрипнула невдалеке давно не мазанная телега.

— Домой! — решительно сказал Магомет и первым встал. — Пора спать. Вас, наверное, заждались.

Кайсын и Азрет неохотно подчинились. Они готовы были бы, наверное, до утра слушать рассказы своего старшего товарища, — ведь по сравнению с ними он столько видел и столько знал!

По дороге Магомет тихонько сказал Азрету:

— Забрось-ка вот эту записку Нафисат, — и сунул в ладонь парня вчетверо сложенный листок бумаги. — Постарайся, чтобы никто не видел, — ясно?

— Хо! — воскликнул Азрет. — Неужели не ясно? В первый раз, что ли?

Кайсын бросился вслед за Азретом, вдвоем мальчишки ловко перепрыгнули через высокий забор и нос к носу столкнулись с матерью Нафисат.

Женщина испуганно отпрянула, успев лишь воскликнуть: «О, аллах!»

— Нафисат дома? — поторопился спросить Кайсын, чтобы не дать женщине время наброситься на них с бранью. Буслимат не была злой, но иной раз так распалялась, что не каждый мог ее унять. Вот и сейчас она раскричалась на весь двор:

— И какой шайтан носит вас по ночам? Из дома вас повыгоняли, что ли, собачьи дети?!

— Э-э-э, — заэкал в растерянности Кайсын. — Нет, амма, никто нас не выгонял... Нам бы Нафисат...

— Еще чего! Не доросли еще до свиданий с девушками!

— Да отдай ты ей записку, — шепнул Азрету Вайсын. — Все равно не умеет читать.

— Вот, пожалуйста, амма, отдайте ей это...

Буслимат тщательно вытерла руки о подол своего длинного темного платья, взяла записку и спросила:

— Это от кого же?

— Э-э-э, — снова затянул Кайсын, пытаясь выиграть время, — это Жаннет просила передать, некогда ей забежать к вам...

— Ах, врунишка! — воскликнула Буслимат. — Да ведь Жаннет только что здесь была!

— А я почем знаю, — скис Азрет. — Просила передать еще утром, я позабыл.

— Пожалуйста, амма, отдайте, — твердил свое Кайсын.

— Ладно уж, ступайте домой, непутевые почтальоны, — улыбнулась женщина. — Передам, так и быть. — И она поспешила в дом.

Несколько раз подряд перечитала Нафисат записку от Магомета, потом вложила ее в книгу, потом снова достала и перечитала опять. Глаза ее зажглись радостью, нежные губы улыбались. «Вернулся, вернулся! — думала она. — Но почему каждая разлука с ним кажется мне все более мучительной? И почему каждая встреча — все более радостной? Милый мой Магомет, добрый мой горный дух...»

Она вновь опустила свои длинные густые ресницы, углубившись в записку, губы ее едва заметно шевелились.

«Милая моя длиннокосая подружка, моя дорогая Нафисат! — читала она. — Сегодня я проводил домой одного интересного гостя, альпиниста из Германии. Все эти дни был с ним, не мог тебя поискать и не с кем было даже отправить письмецо. Несколько раз проходил мимо твоих окон, но увы...

Когда же я увижу тебя? Когда услышу твой тихий и нежный голос? Я думал о тебе в горах, думаю и здесь, дома, — все время ты со мной. Передай, как бы нам увидеться до школы? Я жду. Твой друг Магомет».

— Сколько можно читать одну и ту же бумажку? — раздраженно спросила Буслимат, пристально наблюдавшая за дочерью. — Наизусть, что ли, хочешь вызубрить?

— Да, мама, — ответила Нафисат. — Это очень хорошая песня, мне хочется ее запомнить.

— Вот оно что! — недоверчиво произнесла Буслимат. — Не о любви ли говорится в этой песне, а?

Нафисат молчала.

— Кажется, она любит этого парня, — тихонько сказала мать, поглядывая на Нафисат.

Дочь не откликнулась. Сама не зная почему, она скрывала от матери — самого близкого ей человека — свои чувства к Магомету. Сколько уж раз собиралась рассказать, но все никак не решалась, откладывала со дня на день...

— Что же ты молчишь? — снова обратилась Буслимат к дочери. — Ты любишь того, кто прислал тебе эту записку? Я хоть и неграмотная, но чувствую, что никакая это не песня...

— Но, мама...

— А если письмо кажется девушке песней, — продолжала мать, перебивая Нафисат, — то дело ясное: оба влюблены!

— Ну зачем же так, мама! — вспыхнула Нафисат и бросила письмо на стол, словно оно вдруг обожгло ей пальцы. — Неужели ты никогда не получала писем?