Похвала добродетели

— Рука... — сквозь стиснутые зубы ответил Петер. — Что-то случилось с рукой, не могу шевельнуть.

— Подожди, — сказал Магомет, осторожно снимая с Петера рюкзак. — Потерпи немного. Сейчас я сойду с тобой вниз, пойдем в больницу. А ребята потихоньку и без нас дойдут.

— Ох, как нехорошо получилось, — расстроился Петер. — Теперь из-за меня у всех испортится настроение. Проклятый камнепад! Я никак его не ожидал!

— Да кто ж его ждал! — улыбнулся Магомет. — Но ты не расстраивайся. Ведь тем и прекрасны вершины, что путь к ним не устлан коврами. Ты — альпинист, сам знаешь...

И, бережно поддерживая Петера под здоровую руку, Магомет самым отлогим путем повел его вниз.

Так закончилось для них обоих это восхождение.

...Зарият издали наблюдала за беседой друзей. Глаза ее были задумчивыми и невеселыми, хотя она и чувствовала себя счастливой, глядя на сына. В последнее время ей было особенно за него тревожно, но почему — этого мать и сама не понимала. Все, кажется, у него хорошо — здоров, учится, ласков с нею. И нет в нем вообще никакой грубости. А ведь теперь это часто встречаешь! Скоро — сентябрь, Магомет пойдет в десятый класс. Все бы хорошо, если б не эти горы. Третье лето водит туда альпинистов, а зачем? Верно, он еще мальчишкой исходил там все тропы вместе с Бисолтаном. Таких охотников, как Бисолтан, теперь поискать! И то верно, что в горах Магомет здоровеет, набирается сил и весь год потом охотно, прилежно учится. Но лучше бы он дома сидел, все-таки спокойнее.

По просьбе сына Зарият постелила им в саду, под персиковым деревом. Багровое закатное солнце скрылось за горизонтом, и оттуда, из невидимой глубины, косыми лучами осветило близкие холмы и дальнюю гряду гор, щедро окрасило розовым край неба и скрылось за Кинжалом, который мигом потемнел, стал совсем мрачным. Лишь грани «лезвия» горы еще отливали каким-то огненно-рыжим светом. Но вот полиловело небо, и только что сверкавшие вершины будто покрылись свинцом.

Сгустились сумерки.

Приятели долго лежали молча, каждый думал о своем. Первый нарушил тишину Петер. Слегка откинув теплое одеяло, он сказал:

— Вот вы в России, как я понял, не верите ни в бога, ни вообще в существование какой-либо таинственной высшей силы. Но во что же вы все-таки верите? В судьбу, что ли? В то, что каждому человеку заранее предназначена какая-то участь?

— Какая еще судьба, Петер? Какая участь? — возразил Магомет. — Кто вместо меня мог бы распорядиться моей собственной жизнью? Знаешь, я даже не понимаю вопроса...

— Ну-ну, — быстро сдался Петер. — Не станем спорить. Просто, когда в такую вот ночь смотришь на близкие звезды, в голову лезет всякое. Давай будем спать. Сон освежает ум, верно я говорю?

— Вот это верно, — согласился Магомет. — Спокойной ночи.

— Спокойной...

Но Петер не мог заснуть. Тяжелые мысли камнями ворочались в его голове. Он вспомнил, как всякий раз, провожая его в Россию, на сборы альпинистов, мать не умела скрыть тревоги, пыталась даже удержать его. «Ты видишь, — говорила она, — как у нас расправляются с коммунистами. Как бы и тебя потом не схватили за твои поездки к русским. Кому тогда докажешь, что только спорт тебя тянул в Россию? А если с тобой что-то случится, я не выдержу...»

Так говорила мать, и он не возражал ей. Ведь она и понятия не имела о том, почему Петера посылали в Россию, да и он сам не вполне это понимал. Чья-то сильная рука направляла молодых альпинистов сюда, преследуя, по всему судя, не только спортивные цели. Однажды им просто так и сказали: «Мы надеемся, что вы вознесете славу Германии на вершины Кавказа. Мы верим в вас. Ваша патриотическая миссия гораздо серьезнее, чем это сегодня может показаться. Впрочем, со временем вы и сами все поймете...»

Об этой беседе Петер не говорил даже матери, потому что мог лишь догадываться, к чему клонил тот человек, их инструктор. «Что же именно он имел в виду? — думал сейчас Петер, лежа рядом с Магометом. — Ведь мы — спортсмены! Конечно, наши спортивные достижения умножат славу Германии, но в словах инструктора Шульца был заложен и какой-то иной смысл. Он не все сказал. И может быть, не сказал самого главного. Так чего же именно?..»

Однако и для Магомета эта ночь не была безмятежной. «Не возись ты с этими иностранцами» — так, кажется, сказал ему Айтек, когда он с Петером появился у здания клуба.

Магомету эти слова не понравились, показались слишком резкими, но ведь сейчас и в самом деле слишком тревожное время, и Петер, славный Петер, которого Магомет знал не по одному восхождению и который лежал сейчас рядом с ним, по-детски тихо посапывая, был немцем. Он был гражданином той страны, которая уже начала творить в мире что-то жестокое, бесчеловечное. Что ни говори, об этом нельзя не думать. Сколько коммунистов погибло в гитлеровской Германии! Сколько крови пролито по вине немецких фашистов!

Нет, Петер, конечно, не фашист. Он любит Россию, не раз говорил, какой это праздник для него — поездка сюда. И говорил искренне, от души. Такой не стал бы прикрывать спортом какие-то коварные цели. Нет, не может быть...