Похвала добродетели

И занятие это уже не приносило удовлетворения. Может быть, потому, что люди платили за свою радость деньги, а не дарили подарки, как раньше. Впрочем, старый осел не понимал, в чем тут дело.

Он все чаще мысленно возвращался к тем далеким дням, когда приходилось ездить в лес за хворостом, который источал свежий аромат древесины и молодой коры, совсем не похожий на то множество запахов, которые исходили от людей, взбиравшихся в седло на его спине.

Однообразно тягучую жизнь эту нарушил случай.

В конце лета выдался особенно хлопотливый день. От желающих сниматься не было отбоя. Фотограф едва успевал перезаряжать аппарат.

И тогда появился старик, которого осел сразу узнал. Прежний его хозяин.

— Это же мой осел! — сказал он.

— Нет, он мой! — сказал мальчик, крепче сжимая уздечку в руках.

— Ах ты маленький негодник! — закричал старик. — Зарабатываешь на моем осле!

— Он не ваш. Он ничей. Он свободный и живет у нас дома.

— Хватит болтать, — заявил хозяин и сильно дернул за узду.

И тут случилось то, что когда-нибудь должно было случиться. Собрав все свои силы, всю свою обиду, старый осел повернулся и... лягнул бывшего хозяина. Впервые в жизни обидел он человека, причинив ему боль.

Старик застонал и присел на траву, обхватив колено. К нему подбежали, хотели перевязать ссадину на ноге. Но он вскочил с неожиданной легкостью и бросился к лежавшему под деревом большому замшелому камню. Его вовремя удержали.

На следующий день осел и мальчик опять появились на прежнем месте. Фотограф чуть не подпрыгнул от радости.

И снова был теплый солнечный день, подходили отдыхающие, и осел шевелил ушами, а фотограф все нацеливал черный блестящий зрачок аппарата.

Тоска не отпускала длинноухого. Потускнел его взгляд, безвольно опустились плечи. А левый глаз стал слезиться. Слеза катилась и катилась из него, оставляя влажную борозду.

Это заметила одна пышная говорливая женщина перед тем, как сниматься.

— Поверните вашего ишака другим боком!

— Зачем?

— У него левый глаз плачет, и на карточке морда выйдет кислая.

Второй глаз не слезился, но морда не была веселее.

Мальчик повиновался и потянул за уздечку. Осел стал нехотя поворачиваться и попал передней ногой в яму, скрытую дерном. Женщина, сидевшая в седле, нагнулась, пытаясь удержаться и... сползла на траву. Мальчик резко дернул узду и больно ударил осла по голове свободной рукой.

Когда погасли в доме огни, старый осел покинул свой навес, подошел к воротам. Они были заперты, и он побрел в сад, откуда без труда выбрался, перешагнув через подгнивший плетень.

Оставив позади поселок, освещенный бледным светом луны, он повернул на тропу, ведущую в лес. Давно знакома была ему эта тропа. Сотни раз ходил он по ней маленьким несмышленым осликом и уже взрослым выносливым работягой.

И опять, как прежде, обступили его знакомые запахи леса, и опять вспомнил он такого доброго тогда хозяина, который кормил, поил и ласкал его, вспомнил и голос мальчика, помывшего и почистившего его у реки.

Сейчас ему хотелось вспоминать только хорошее.

Лунный свет уже скрадывали могучие кроны чинар, на тропе стало темнее. Но он все шел, не спеша и не останавливаясь, хотя порядочно устал за день.

Вдали, в густой чаще послышался волчий вой.

Эхо прокатилось между стволами и погасло где-то сзади.

Вой раздался снова.

Лунный свет мелькнул между ветвей в последний раз, и стало совсем темно.

А старый осел все шел...

Огни долины ветров Перевод Л. Лиходеева

Азрет даже приблизительно не мог сказать, когда полюбил море. Море, которого он никогда не видел, но почему-то был знаком с ним очень давно. Может быть, потому, что на море погиб отец. А может быть, потому, что море было далеким, но не как сказки, а как действительность, до которой стоит только добраться и — увидишь...

Старый Бисолтан был для него и дедом, и отцом, и другом. Старик был малограмотным, хотя любил рассказывать, как в далекие годы в ликбезе он слыл самым прилежным учеником. Читал он не очень бегло и делал много ошибок в письме. Зато старый Бисолтан много видел и много умел. Он мог за день смастерить люльку для новорожденного, да еще с веселыми узорами. Мог косить траву на отвесном склоне.

Только вот моря он не видел тоже.

Так и умер старый Бисолтан, не увидев моря.

В родных горах было огромное синее небо, по ночам усеянное близкими, крупными звездами. Были там грохочущие водопады, были там бурные реки.

Но моря не было.

С давних времен в горах ходили легенды об удивительных странствиях и морских приключениях Синдбада-морехода. Это были древние арабские китабы. Старый Бисолтан помнил эти китабы так, как будто был свидетелем всего, о чем они повествовали. В долгие зимние ночи у теплого очага старик тихим и таинственным голосом рассказывал о веселых и страшных злоключениях непоседливого, неугомонного Синдбада. А Азрет слушал, пока глаза сами не начинали смыкаться.