Похвали меня

– Прекрасно, – объявляет она, прикасаясь рукой к моей ноге. – Так и было задумано. Как ты думаешь, мужчины когда-нибудь заморачиваются из-за того, что им нравится? Их называют шлюхами, развратницами или еще хуже? Нет. Я думаю, мы все устали от того, что нас стыдят и запихивают в эти бессловесные, совершенные маленькие невинные версии нас самих, в то время как мужчины могут позволить себе все, что им придет в голову.

Я бессильна сдержать улыбку.

– Я тебя обожаю.

Она быстро чокается со мной и заявляет:

– Отлично. Нам всем не помешает побольше любви, верно?

– Верно, – отвечаю я, допивая то, что осталось в моем стакане.

– Гео, кому-то нужно подлить, – объявляет Иден, заметив, что мое лицо вновь мрачнеет.

Гео ставит мой стакан, и я тяжело вздыхаю. Иден, должно быть, читает мои мысли, потому что наклоняется ко мне и говорит:

– Он здесь, но я ни с кем его не видела. Наверное, он у себя в офисе.

Или в одной из комнат с кем-то еще.

– Я не знаю, зачем пришла, – тихо бормочу себе под нос.

– Зато знаю я, – тотчас отвечает она. – Чтобы показать ему, чего ему не хватает.

– Сидя здесь в одиночестве в баре? – смеюсь я.

Иден смотрит на меня очень проницательно.

– Пойдем немного оттянемся. – Она хватает меня за руку и тянет от барной стойки.

Правило 35: Лучше всего умолять, стоя на коленях

Эмерсон

Какая бездарная трата времени. У меня есть, мать его, секс-клуб, и я провожу пятничный вечер, прячась в офисе, вместо того чтобы общаться с его членами. Я было подумал, что сниму здесь телку, с которой можно было бы перепихнуться и покончить с депрессией, но у меня даже не возникало желания посмотреть женщине в глаза. Даже когда входит Мэгги, я тупо смотрю в камеры и потягиваю свой бурбон.

– Ой, – говорит она, замирая в дверях. – Я не знала, что ты здесь.

Она выглядит странно взбудораженной, и я с прищуром смотрю на женщину. Что у нее на уме? Впрочем, спрашивать бесполезно. Мэгги никогда не разглашает свои похождения, как все мы. Она закрытая книга, и, если она когда-то и встречалась с кем-то или что-то делала, ни один член нашей команды ничего не знает об этом.

– Не обращай на меня внимания, я просто хандрю.

По ее лицу пробегает выражение сочувствия. Мэгги входит и закрывает за собой дверь, приглушая музыку, гремящую в главном зале.

– Гаррет ввел нас всех в курс дела прошлым вечером, когда ты не пришел выпить.

Глядя в свой стакан, я киваю. Я пил… Просто делал это в одиночестве.

– Ты, должно быть, думаешь, что я жалок.

Она опирается бедром о стол и смотрит на меня сверху вниз.

– Знаешь что… я впервые вижу тебя таким жалким.

Я хмурю брови и поднимаю голову.

– Ну, что ж, спасибо.

– Я серьезно. За десять лет, что я тебя знаю, ни разу не видела, чтобы ты так сходил с ума из-за девушки.

– Все бывает в первый раз, – шучу я, поднимая стакан.

Она тяжело вздыхает.

– Значит, ты не собираешься идти за ней?

– Я пытался. Она не отвечает на мои звонки, и сын ясно дал понять, что хочет, чтобы я держался от нее подальше.

– Во-первых, – говорит она, беря из моей руки стакан, – тебе лучше просить прощения, а не разрешения.

Я смотрю, как она опрокидывает остатки моего бурбона себе в горло и, морщась, ставит стакан на стол. Я ни разу не видел, чтобы Мэгс пила что-то крепкое.

– Во-вторых, она здесь и только что сняла комнату номер двенадцать.

Я чуть не вскакиваю со стула, кайф от бурбона как рукой сняло.

– Что?

– Просто сделай мне одолжение и не устраивай сцену. Мы тут с тобой на работе.

Негромкий голос в моей голове нашептывает, что мне не следует туда возвращаться. Шарлотта не моя, и я не имею права мешать ей делать что-либо и с кем-либо, но это обоснование быстро умирает, когда я выбегаю из кабинета и иду по коридору к комнате номер двенадцать.

Прежде чем войти в темный коридор для вуайеристов, я останавливаюсь. Мне нельзя так громко топать. Мэгги права: я устрою сцену, и это будет выглядеть не очень хорошо. И прежде чем войти, я поправляю галстук, делаю глубокий вдох, собираюсь с духом и осторожно открываю дверь.

Держась дальней стены, чтобы не привлекать к себе внимание, я осторожно пробираюсь сквозь толпу, пока не дохожу до окна тронного зала. И вот она.

В черном платье, очень коротком и с глубоким декольте, отчего мне делается слегка не по себе, она улыбается и смеется вместе с кем-то, кого я просто не замечаю. Я смотрю только на Шарлотту. Что она делает? Надеюсь, она не собирается…

Я обвожу глазами людей, собравшихся поглазеть на нее, и на миг мой взгляд падает на Гаррета. Он держится позади, с безмятежным очарованием наблюдая за девушками. Почему ему всегда так нравится подглядывать, стоя снаружи? Лично меня это бесит.

Шарлотта складывает губы в сладкой улыбке и стонет, когда чужие руки касаются ее груди. Она медленно переводит взгляд на окно, в которое смотрят зрители – где стою и смотрю я.

Знаю, что она меня не видит, но ощущение такое, будто мы смотрим друг на друга. Как бы она отнеслась к тому, что я все это вижу? Неужели она и вправду пришла в клуб, чтобы заняться сексом в вуайеристской комнате?