Поклонники Сильвии

– Ты опять гуляла на берегу! – сказал он и, не дождавшись ответа, продолжил: – Ума не приложу, почему тебя туда так тянет; гулять у Эсдейла в такую погоду вам с ребенком было бы куда безопаснее. Когда-нибудь наша дочь из-за тебя заболеет.

При этих словах Сильвия подняла на него взгляд и ее губы дрогнули, как будто она собиралась что-то ответить. Ох, как же Филипу хотелось, чтобы она это сделала, чтобы устроила ему дикий скандал, после чего они помирились бы и он, нежно целуя ее, сказал бы, что сожалеет о своих необдуманных словах и несправедливых упреках. Однако Сильвия была исполнена решимости не говорить ему ничего, опасаясь, что ее слова прозвучат слишком страстно. Поэтому, лишь уходя, она произнесла:

– Филип, матушке осталось жить не так уж много лет; не огорчай ее и не настраивай против меня, бросая обвинения в мой адрес в ее присутствии. Наша свадьба была ошибкой, но хотя бы ради бедной старой вдовы сделай вид, будто мы счастливы.

– Сильви! Сильви! – крикнул Филип ей вслед.

Она не могла не услышать этого, однако не обернулась. Филип догнал жену и довольно грубо ее схватил; ее слова, произнесенные спокойным тоном, ранили его в самое сердце, ведь она, похоже, сказала то, в чем давно уже была уверена.

– Сильви! – воскликнул он почти гневно. – Что ты сейчас имела в виду? Говори! Я добьюсь от тебя ответа.

Он едва сдержался, чтобы не встряхнуть ее; эта эмоциональная вспышка напугала Сильвию, которая приняла ее за гнев, хотя на самом деле Филип мучительно страдал от отсутствия взаимной любви.

– Отпусти меня! – вскрикнула она. – Ох, Филип, ты причиняешь мне боль!

В это мгновение вошла Эстер; устыдившись своей страсти, являвшей столь резкий контраст с ее безмятежностью, Филип отпустил жену, и та тут же ринулась прочь; добежав до комнаты своей матери, где сейчас никого не было, Сильвия безутешно разрыдалась, пусть даже и понимала, что рыдания отнюдь не прибавляют здоровья и лет и не следует плакать слишком уж часто.

Слезы иссякли, и она какое-то время тихо лежала в опустошении, со страхом ожидая шагов Филипа, идущего к ней мириться. Однако он, занятый внизу делами, так и не явился. Вместо этого на лестнице раздались шаги с трудом поднимавшейся по ступенькам матери; у Белл появилась привычка ложиться в восьмом часу, а в тот день она решила отправиться в постель еще раньше.

Вскочив на ноги и задернув занавески, Сильвия попыталась собраться, насколько это было возможно, чтобы успокоить и утешить мать перед сном. Ласково и терпеливо она уложила Белл в постель; выражение дочерней любви пошло на пользу и самой Сильвии, хотя все это время ей хотелось остаться в одиночестве и снова разрыдаться. Заметив, что мать засыпает, она пошла взглянуть на ребенка и увидела, что он уже мирно спит. Сильвия устремила взгляд на вечернее небо над черепичными крышами домов, расположенных с противоположной стороны улицы, и ее опять охватило желание оказаться под его безоблачным куполом.

«Это мое единственное утешение, – сказала она себе. – И тут нет никакого вреда. Если бы это зависело от меня, я пришла бы домой к чаю; но когда ни Филипу, ни матери ничего от меня не нужно, а дочь либо у меня на руках, либо спит, я могу пойти и нарыдаться всласть под тихим бескрайним небом. Я не стану глотать слезы дома, дожидаясь, когда придет Филип, чтобы распекать меня или мириться».

Одевшись, Сильвия вновь вышла на улицу; на этот раз, пройдя по Хай-стрит, она поднялась по ведшей к приходской церкви длинной лестнице; стоя в церковном дворе, она думала о том, что именно здесь впервые встретила Кинрейда на похоронах Дарли, и старалась вспомнить серьезные, печальные лица людей, окруживших могилу, готовую принять покойника, – всю эту сцену; Сильвия дала волю боли и сожалениям, которые зачастую старалась контролировать. Затем, горько плача и едва осознавая, что делает, она зашагала по поросшей скудной растительностью площадке к обрыву; обнесенная видавшей виды каменной оградой, эта площадка казалась совершенно безлюдной. А вот внизу бушевал прилив; с побережья дул порывистый ветер, безнадежно борясь с огромными волнами, которые с могучим ревом бессильно обрушивались на скалы.

Всякий раз, когда неистовые порывы ветра на мгновение стихали, Сильвия слышала грохот огромных волн, напоминавший залпы мощных орудий. Ярость стихии успокаивала ее больше, чем затишье, которое она представляла себе, выходя из дома и видя клочок безмятежного неба.

Сильвия уже решила, где повернет обратно. Это было место, в котором склон утеса начинал спускаться к небольшой бухте. Узкая крутая тропинка вела к тесно стоящим внизу рыбацким домикам (едва ли эти несколько строений можно было назвать деревней), после чего опять зашагала в гору, к вершинам обрывов, тянущихся вдоль берега на много-много миль.