Лежа на койке, Кинрейд нетерпеливо вскинул руки, ведь данное врачом вполне правдоподобное объяснение случившегося вызвало у него еще бо́льшую досаду, чем безуспешные поиски Хепберна.
– Он не был моим другом, – сказал лейтенант. – Во время нашей последней встречи я едва не убил его. Он владел магазином в одном небольшом английском городке. Я не так уж часто с ним виделся, однако помню его достаточно хорошо, чтобы узнать где угодно, даже одетого в форму морского пехотинца в этом знойном краю.
– Лица, однажды увиденные, всплывают в памяти в минуту сильного волнения, когда человек в горячке, – произнес врач безапелляционным тоном.
Приставленный к Кинрейду матрос, немного успокоившись после того, как и другой потерпел неудачу, предложил свое объяснение.
– Возможно, то был дух, – сказал он. – Я не первый раз слышу о духе, который спустился на землю, чтобы помочь человеку в час нужды… Дядя моего отца разводил на западе скот. Однажды лунной ночью он ехал через Дартмурские топи, что в Девоншире, с кучей денег, вырученных от продажи овец на ярмарке. Деньги лежали в кожаных сумках под сиденьем двуколки. Дорога была прескверная – и сама по себе, и из-за промышлявших на ней в те времена разбойников; по обочинам лежало множество валунов, за которыми удобно было прятаться. Внезапно дядя моего отца почувствовал, что рядом с ним в повозке кто-то сидит; повернув голову, он увидел, что это его брат, умерший более двенадцати лет назад. Отвернувшись, дядя стал смотреть на дорогу, не произнося ни слова, но гадая, что бы все это значило. Вдруг на белую дорогу из черной тени выскочили двое парней, однако они пропустили двуколку; дядя моего отца, разумеется, погонял лошадь изо всех сил, но все же, проезжая мимо них, услышал, как один сказал другому: «Ба, да их же там
– Осмелюсь предположить, сэр, – произнес матрос в заключение, – что тот морской пехотинец, вынесший вас из-под огня французов, был просто духом, спустившимся, чтобы вам помочь.
Однако Кинрейд, не проронивший за время рассказа ни слова, лишь крепко выругался.
– Говорю тебе, это не был дух! – нетерпеливо воскликнул он. – Я находился в полном сознании. Это был человек по имени Филип Хепберн. И он сказал мне – или самому себе, когда стоял надо мной, – слова, которые не мог произнести никто другой. Но мы с ним смертельно ненавидели друг друга, и я не могу понять, как он оказался в том месте и зачем рисковал жизнью, чтобы меня спасти. Однако все было именно так; потому, раз уж ты не можешь его найти, перестань молоть вздор. Это был он, а не моя фантазия, доктор. Человек из плоти и крови, а не дух, Джек. Проваливай и оставь меня в покое.
Все это время страдающий, израненный, всеми забытый Стивен Фримен лежал на борту «Тесея».
Он нес вахту у сложенных на палубе бомб, когда беспечный молодой гардемарин опрометчиво попытался вытащить из одной из них запал с помощью того, что попалось ему под руку, – киянки[75]
и гвоздя; результатом стал ужасный взрыв, в результате которого несчастный морской пехотинец, чистивший рядом свой штык, был сильно обожжен и изуродован: у него обгорела нижняя часть лица. Бедняге сказали, что ему еще повезло, ведь его глаза остались целы, однако он, вздрагивая от мучительной боли, причиняемой ожогами и ранами от осколков, и чувствуя себя искалеченным на всю жизнь – если ему удастся выжить, – решительно не понимал, о каком везении тут может идти речь. Среди пострадавших во время ужасного происшествия (а их было немало) ни один не ощущал себя настолько покинутым, лишенным надежды и несчастным, как Филип Хепберн, которого в это самое время столь упорно разыскивали.Глава XXXIX. Секреты
Чуть позже тем же летом миссис Брантон приехала навестить свою сестру Бесси.
Бесси вышла замуж за довольно зажиточного фермера, жившего между Монксхэйвеном и Хартсвеллом, на одинаковом удалении от них; однако по старой памяти и ради удобства Доусоны возили товар на рынок в Хартсвелл, и Бесси почти никогда не виделась со своими старыми монксхэйвенскими друзьями.