Поклонники Сильвии

Элис была ошеломлена, однако речь Сильвии вызвала у нее одобрение, ведь сказанное означало, что затронутый вопрос наполнял мысли и чувства говорившей в гораздо большей мере, чем считала миссис Роуз; то, что Сильвия редко упоминала об исчезновении Филипа, заставляло Элис думать, будто ее мировосприятие было еще слишком наивным для того, чтобы произошедшее могло произвести на нее хоть сколько-нибудь серьезное впечатление. Мнение же Молли Брантон об услышанном выразилось следующими словами:

– Ну и ну! Это говорит о многом, девочка. Если ты все время угощала Филипа такими взглядами и речами, легко понять, почему он сбежал. Не замечала в тебе такого прежде; ты воистину стала маленькой мегерой!

Сильвия действительно была полна вызова: ее щеки раскраснелись, в глазах по-прежнему пылал огонь. Однако шутливые слова Молли заставили ее вернуться к прежним манерам.

– Мегера я или нет, судить не тем, кто не знает о произошедшем и не ведает, что сокрыто в моем сердце. Но я не могу считать друзьями тех, кто судачит о моем муже или обо мне самой в моем присутствии. Кем был он, я знаю, а кем была я, полагаю, известно ему. А теперь я попрошу, чтобы поскорее принесли чай, ведь ты его уже заждалась!

Последняя фраза была попыткой примирения, однако Молли не торопилась брать оливковую ветвь. Впрочем, недалекая по своей природе, она редко принимала что-либо близко к сердцу, а косный ум, как известно, реагирует лишь тогда, когда его подстегивают извне; да и аппетит у нее всегда был отменным, поэтому она осталась, даже несмотря на то, что это означало неизбежный разговор с Элис. Впрочем, последняя не пожелала возобновить беседу и отвечала на речи миссис Брантон односложно, а то и вовсе не снисходила до этого.

К тому времени, когда накрыли стол, Сильвия вновь стала совершенно спокойной, лишь бледность ее стала более заметной, чем обычно; с Элис она была очень внимательна, однако явно замкнулась в себе; она вообще предпочла бы отмалчиваться, но, поскольку Молли была ее гостьей, это не представлялось возможным, и Сильвия прикладывала все усилия к тому, чтобы беседа не касалась неудобных вопросов. Впрочем, когда у дверей магазина остановилась коляска, которая должна была увезти миссис Брантон обратно в дом ее сестры, с облегчением вздохнули все четверо, особенно маленькая Белла.

Едва дверь за гостьей закрылась, Элис разразилась в ее адрес осуждающей тирадой, которую закончила следующими словами:

– И если что-то в моих речах оскорбило тебя, Сильвия, то я произнесла это лишь потому, что манера, в которой вы с ней говорили о Филипе, глубоко меня задела – особенно злой и легкомысленный совет, чтобы ты подождала семь лет, а затем снова вышла замуж.

Слова эти могут показаться читателю суровыми, однако миссис Роуз произнесла их в такой манере, что они прозвучали почти как извинение. Никогда не слышавшая, чтобы она говорила в подобном тоне, Сильвия, помолчав несколько мгновений, произнесла:

– Видя, как вы добры к моей маленькой Белле, я часто думала о том, чтобы сказать вам с Эстер: мы с Филипом никогда не сможем снова быть вместе – даже если он вернется домой сегодня же вечером…

Ее прервал испуганный вскрик Эстер.

– Тише, Эстер, – сказала Элис. – Сильвия Хепберн, ты говоришь как неразумное дитя.

– Нет, я говорю как женщина – женщина, обманутая мужчинами, которым она доверяла, и тут ничего не поделаешь. Я не стану больше об этом упоминать. Дурно обошлись со мной, и жить с этим мне. Это все, что я собиралась вам сказать, дабы вы яснее представляли себе причины исчезновения Филипа, и больше не скажу об этом ни слова.

Так Сильвия, похоже, и намеревалась поступить, пропуская вопросы и укоры Элис мимо ушей и избегая печальных, полных тоски взглядов Эстер; лишь когда они, собираясь лечь спать, уже поднялись по маленькой лестнице, Сильвия, обняв подругу и положив голову ей на плечо, прошептала:

– Бедная Эстер… Бедная, бедная Эстер! Если бы только вы с Филипом поженились! Какого горя мы все могли бы тогда избежать!

Отстранив Сильвию, Эстер пристально всмотрелась в ее лицо, в глаза, после чего, проследовав за ней в ее комнату, где спала маленькая Белла, закрыла дверь и почти упала перед Сильвией на колени, спрятав лицо в складках ее юбки.

– Сильвия, Сильвия! – шептала она. – Кто-то рассказал тебе… А я-то думала, что никому об этом не известно… В этом нет греха… Со всем уже покончено… Правда… Это было давно… Еще до вашей свадьбы. Но забыть Филипа я не могу. Плохо, наверное, думать о нем, раз он никогда обо мне не думал, но я представить не могла, что кто-нибудь об этом узнает. Мне хочется провалиться сквозь землю от горя и стыда.

Эстер замолчала, пытаясь сдержать рыдания, и Сильвия тут же заключила ее в объятия. Сидя рядом с ней на полу, она пыталась утешить Эстер, ласково гладя ее и отрывисто приговаривая: