Поклонники Сильвии

– Как жаль, что я забыла это письмо; только подумать, как глупо; но я столько раз перечитывала его, что, думаю, запомнила наизусть. Он написал: «И именно тогда, когда моя надежда иссякла, я увидел Филипа Хепберна, человека, которого знал в Монксхэйвене и которого имел причину очень хорошо запомнить». Уверена, он именно так и выразился: «очень хорошо запомнить». «Он тоже заметил меня и, рискуя жизнью, бросился ко мне. Уверенный, что его подстрелят, я закрыл глаза, чтобы не видеть, как гибнет мой последний шанс. Хепберн бежал под ливнем пуль, и, думаю, в него попали, однако он поднял меня и отнес в укрытие». Уверена, именно так он и написал, ведь я столько раз перечитывала его письмо; дальше он рассказывает о том, как, едва оправившись, стал искать мистера Хепберна на кораблях, но не нашел его ни живым, ни мертвым. О боже, почему вы так побледнели?! – воскликнула гостья, вздрогнув при виде побелевшей Сильвии. – Поймите, то, что вашего супруга не удалось найти живым, – не причина считать его мертвым, просто его имени не было ни в одном из судовых журналов; капитан считает, что его, должно быть, все знали под другим именем. Говорит, что просто хотел бы увидеться с мистером Хепберном и поблагодарить его; говорит, что многое отдал бы за то, чтобы узнать, что с ним стало; потому, приехав на пару дней к миссис Доусон, я сказала, что должна хотя бы ненадолго заглянуть в Монксхэйвен, дабы удостовериться, что ваш замечательный муж вернулся домой, и пожать руку человеку, спасшему моего дорогого капитана.

– Не думаю, что это был Филип, – повторила Сильвия.

– Почему? – спросила гостья. – Вы говорите, что не знаете, где он; так почему же он не мог там оказаться?

– Но он не был ни моряком, ни солдатом…

– Ох, был… Как мне кажется, капитан называет его в письме морским пехотинцем; это нечто среднее между моряком и солдатом. Скоро ваш муж вернется домой и вы сами все увидите!

В тот миг в комнату вошла Элис Роуз, и исполненная благодарности и прочих наилучших чувств к семье человека, спасшего ее капитана, миссис Кинрейд, немедленно сделав вывод, что перед ней – мать Сильвии, пожала старой женщине руку самым искренним и очаровательным образом.

– Ваша дочь здесь, мэм! – сказала она ошеломленной и польщенной Элис. – Я миссис Кинрейд, жена капитана, который раньше часто бывал в этих краях; я привезла ей сведения о ее муже, но она мне не верит, хотя они, несомненно, очень лестны для него.

Элис выглядела озадаченной, и Сильвия почувствовала, что должна ей все объяснить.

– Она говорит, что он то ли солдат, то ли моряк и отправился в какое-то отдаленное место, которое упоминается в Библии.

– Филип Хепберн сделался солдатом! – произнесла Элис. – Человек, который когда-то был квакером?

– Да, и таким храбрым, что я всем сердцем желаю с ним увидеться! – воскликнула миссис Кинрейд. – Он, знаете ли, спас моему мужу жизнь на той самой Святой земле, где находится Иерусалим.

– Нет! – сказала Элис с легким пренебрежением. – Я понимаю, почему Сильвия не хочет верить вестям, которые вы принесли. Человек мира, ставший человеком войны и очутившийся в Иерусалиме, городе «вышнем и свободном»[76], в то время как я, одна из избранных, по-прежнему живу в Монксхэйвене как самый обычный человек…

– Нет, – ответила миссис Кинрейд мягко, почувствовав, что коснулась болезненной темы. – Я не говорила, что мистер Хепберн отправился в Иерусалим, – лишь о том, что мой муж видел его в тех краях, где он как храбрый и достойный человек исполнял свой долг, и даже более того; скоро он, поверьте, вернется домой; я лишь молю вас послать нам с капитаном весть, когда это случится, ведь, уверена, если это будет в наших силах, мы оба навестим его, чтобы выразить свое почтение. Очень рада была с вами увидеться, – сказала она, вставая и пожимая Сильвии руку, – ведь капитан говорил о вас, и не только в связи с тем, что вы – жена Хепберна; если вы когда-нибудь окажетесь в Бристоле, надеюсь, вы заглянете к нам в Клифтонские низины[77].

Она удалилась, оставив Сильвию, ошеломленную полученными известиями. Филип – солдат! Филип в бою, рискующий своей жизнью. И, что было наиболее странным, Чарли и Филип, встретившиеся вновь, но не как соперники и враги, а как спасенный и спаситель! Прибавьте ко всему этому убежденность, подкрепленную словами счастливой любящей жены, что прежняя страстная любовь, которую Кинрейд испытывал к самой Сильвии, судя по всему, прошла бесследно, изгладилась из его памяти, словно ее никогда и не было. Сильвия сама с корнем вырвала свою любовь к нему, однако чувствовала, что никогда не сможет о ней забыть.

Эстер привела Беллу к матери. Ей не хотелось прерывать беседу со странной леди; теперь же, войдя в комнату, она обнаружила, что ее собственная мать возбуждена, а Сильвия более тиха, чем обычно.