Покоя больше нет. Стрела бога

Они имели поразительный эффект. Он наконец уснул и ни разу не проснулся за ночь. Такого с ним не случалось много лет. Последние несколько месяцев Оби вообще почти не спал. Он проснулся вдруг и понял, что совсем светло. Какое-то время вспоминал, что случилось. Затем с силой навалились вчерашние мысли. В горле встал ком. Оби поднялся с кровати и стоял, глядя на свет, пробивающийся сквозь жалюзи. Сердце мучили стыд и чувство вины. Вчера тело матери опустили в яму и засыпали красной глиной, а он не смог даже одной ночи провести без сна ради нее.

– Кошмар! – произнес Оби.

Мысли обратились к отцу. Бедный, без нее он совсем потеряется. Первый месяц будет еще ничего. Приедут все замужние дочери. Эстер придется смотреть за отцом. Но ведь в конечном счете они уедут. И тогда отец по-настоящему почувствует удар – когда все начнут разъезжаться. Оби думал, правильно ли поступил, что не выехал вчера в Умуофию. А какой смысл? Куда полезнее было послать все деньги, какие мог, на похороны, чем тратить их на бензин, чтобы добраться до дома.

Он умылся и побрился старой бритвой. Потом чуть не сжег себе рот, почистив зубы кремом для бритья, который перепутал с зубной пастой.

Едва вернувшись из банка, Оби снова лег и не вставал до тех пор, пока в три часа не появился Джозеф. Он приехал на такси. Себастьян открыл ему дверь.

– Положи эти бутылки в холодильник, – велел Джозеф бою.

Оби вышел из спальни и увидел бутылки с пивом на пороге. Примерно дюжина.

– Что это, Джозеф? – спросил он.

Тот ответил не сразу, решив сначала помочь Себастьяну убрать их.

– Это мои, – наконец сказал он. – У меня на них виды.

Скоро стали собираться умуофийцы. Некоторые брали такси, но не в одиночку, как Джозеф, а втроем или вчетвером, в складчину. Кто-то приехал на велосипеде. Всего собралось больше двадцати пяти человек.

Президент Прогрессивного союза Умуофии спросил, можно ли в Айкойи петь гимны. Он задал этот вопрос, поскольку Айкойи был европейской резервацией. Оби ответил, что, наверно, не стоит, но был глубоко тронут тем, что, несмотря ни на что, выразить ему соболезнования явилось столько земляков. Джозеф отозвал его в сторонку и прошептал, что принес пиво, чтобы помочь развлечь гостей.

– Спасибо тебе, – сказал Оби, глотая слезы.

– Дай им бутылок восемь, а остальное оставь для тех, кто придет завтра.

Все подходили к Оби и говорили ндо. Некоторым он что-то отвечал, другим просто кивал. Никто попусту не топтался на его горе. Земляки просто велели мужаться и скоро заговорили о житейских делах. Сегодня всех занимала фигура министра землепользования, который, вообще-то, был одним из самых популярных политиков, пока не стал корчить из себя народного героя.

– Во дурак-то, – заметил кто-то по-английски.

– Он похож на маленькую птичку нза, после сытной еды она настолько забылась, что вызвала на бой своего чи, – подхватил кто-то на ибо.

– То, что министр увидел в Ободо, научит его уму-разуму, – заявил третий. – Он поехал туда обратиться с речью к землякам, но все в толпе закрывали носы носовыми платками, потому что его слова воняли.

– Это не там его побили? – спросил Джозеф.

– Нет, побили в Абаме. Он отправился туда с грузовиками, заполненными женщинами – группой поддержки. Но вы же знаете народ в Абаме, там времени даром не теряют. Они хорошенько ему надавали и похватали платки его женщин. Сказали, бить женщин нехорошо, поэтому отняли у них платки.

Группа в дальнем углу вела другой разговор. Неожиданно возникла пауза, и все услышали голос Натаниэля, который рассказывал притчу.

– Черепаха собралась в дальнюю дорогу к далекому клану. Но, отправляясь в путь, велела своим не посылать за ней, если только не случится чего-нибудь нового под солнцем. Когда черепаха уползла, умерла ее мать. Все мучились вопросом, как заставить черепаху вернуться на похороны матери. Если сообщить, что умерла мать, она возразит, что тут нет ничего нового. И черепахе передали, что пальмовое дерево ее отца принесло плод на кончике листа. Услышав это, черепаха сказала, что должна вернуться и увидеть это чудо. Так провалилась ее попытка избежать хлопот, связанных с похоронами матери.

Когда Натаниэль закончил, воцарилось долгое смущенное молчание. Было ясно, что притча предназначалась лишь для нескольких ушей, для тех, кто был рядом. Но рассказчик неожиданно обнаружил, что обращается ко всем находившимся в комнате. А он был не тот человек, чтобы прерывать историю на самом интересном месте.

Оби опять проспал всю ночь и опять проснулся утром с чувством вины. Но оно было уже не таким острым, как вчера. А скоро и вовсе исчезло, оставив странное ощущение покоя. «Непонятная штука смерть, – думал он. – Не прошло и трех дней, как не стало матери, и вот она уже далеко». Когда минувшей ночью Оби пытался представить ее, картинка получалась мутноватой по краям.

– Бедная мама! – произнес он, стараясь голосовыми модуляциями вызвать нужное чувство.

Тщетно. Все перекрывал покой.