Читаем Поколение постпамяти: Письмо и визуальная культура после Холокоста полностью

12 Metz C. Photography and Fetish // The Critical Image: Essays on Contemporary Photography / Ed. by C. Squiers. Seattle: Bay Press, 1990. P. 158.

13 См. особенно: Lacan J. Four Fundamental Concepts of Psychoanalysis / Transl. by A. Sheridan. New York: Norton, 1978 [Лакан Ж. Семинары. Книга 11: Четыре основные понятия психоанализа. М.: Логос; Гнозис, 2004]; Crary J. Techniques of the Observer: On Vision and Modernity in the Nineteenth Century. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1990; Silverman K. The Threshold of the Visible World. New York: Routledge, 1996.

14 Lacan J. Op. cit. P. 106 [Лакан Ж. Указ. соч. С. 117].

15 Ibid. P. 109 [Там же. С. 119].

16 Интересно отметить, что некоторые современные немецкие теории визуальности, в первую очередь феминистские, по-прежнему подчеркивают насильственное начало технологии фотографии, а тем самым и фотографирования как такового. См., например, работы Кристины фон Браун и Силке Венк.

17 Полемика вокруг израильского мемориала Яд ва-Шем иллюстрирует конкретные проблемы, стоящие перед теми, кто смотрит на эти изображения в Израиле. Ссылаясь на иудейские запреты на демонстрацию обнаженного женского тела, ортодоксальные иудеи выступили против демонстрации фотографий полностью или частично обнаженных женщин на выставках, посвященных уничтожению европейских евреев.

С их точки зрения, проблема в том, что демонстрация женского тела вызывает у мужчин возбуждение. Впрочем, на это можно возразить, что педагогическая целесообразность требует, чтобы демонстрировались самые страшные изображения, а кто-то может заметить, что подобная демонстрация нарушает права человека: эти женщины оказываются обречены на то, чтобы быть вечно выставленными на публику в наиболее унизительном, оскорбительном и обесчеловеченном виде. Учитывая то, каких усилий стоило многим европейским евреям оставаться незаметными, преступные изображения также глубоко раздражают тем, как настойчиво они напоминают евреям об их идентичности как евреев и жертв. В этих случаях акт созерцания сложным образом оказывается нагружен властными, религиозными и гендерными характеристиками.

18 Благодарю Джеймса Янга за указание на эти изображения и Александра Россино за согласие подробно их со мной обсудить. Это очевидно профессиональные фотографии, что означает, что они были сделаны официально в пропагандистских целях. Берндт Хюппауф так объясняет это: «Фотографии и описания говорят нам о подразделениях, располагавшихся рядом с местами массовых казней, часто на возвышенности, дающей хороший обзор… Там они могли осмотреться и иногда делали фотографии» (Hüppauf B. Emptying the Gaze: Framing Violence Through the Viewfinder // New German Critique. 1997. Vol. 72. P. 27). Угол, с которого сделаны многие из этих снимков, действительно свидетельствует о том, что фотограф находился на возвышенности.

19 Интересное обсуждение преступных репрезентаций см. в связи с анализом нескольких преступных фотографий из лодзинского гетто в контексте нацистской эстетики (Koch G. Die Einstellung ist die Einstellung: Visuelle Konstruktionen des Judentums. Frankfurt: Suhrkamp, 1992. P. 170–184). Гертруда Кох специально рассматривает освещение и кадрирование, подчеркивающие еврейское происхождение и инаковость изображенных на снимках людей и отличающие их от подобных изображений немцев.

20 Берндт Хюппауф выводит собственную трактовку отстраненного, дематериализованного и технологичного взгляда, характеризующего нацизм, из пространного анализа фотографии времен Первой мировой войны, предпринятого Эрнстом Юнгером в его работе «О боли» (см.: Jünger E. Werke. Bd. 5: Essays I. Stuttgart: Klett-Cotta, 1963): «Снимок находится вне зоны чувствительности… Он фиксирует как пулю в полете, так и человека в тот момент, когда его разрывает граната. Это свойственный нам способ видеть; и фотография есть не что иное, как инструмент этого нашего своеобразия» (цит. по: Hüppauf B. Op. cit. P. 25 [Юнгер Э. Рабочий: Господство и гештальт. СПб.: Наука, 2002. С. 517]). Хюппауф описывает фотографии преступников как материализацию «пустого взгляда из ниоткуда». Иную трактовку солдатских фотографий см. в работе: Rossino A.B. Eastern Europe Through German Eyes: Soldiers’ Photographs 1939–42 // History of Photography. 1999. Vol. 23. № 4. P. 313–321. См. также каталог выставки: Bopp P. Fremde im Visier: Foto-Erinnerungen an den Zweiten Weltkrieg. Bielefeld: Kerber, 2010.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Религиоведение / Образование и наука / Культурология
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология