Поколение пустыни. Москва — Вильно — Тель-Авив — Иерусалим

Мы ночевали в Тиверии, и на следующий день объехали все колонии и кибуцы в Иорданской долине: Дгания-Бет, Кинерет, где я имею товарищей из виленской группы «Жировцы», видели электрическую станцию в Нагараим, Мигдал, Капернаум и виллу леди Эрли возле Мигдала. Растительность повсюду богатая, и душа отдыхает на этой субтропической зелени.

* * *

Италия начала войну против безоружной Абиссинии, страх перед надвигающейся войной в Европе и во всем мире снова привел к экономическому кризису, банки были закрыты, наше «просперити», расцвет и строительство в коммерции и промышленности, тоже, по-видимому, приходит к концу. Мы лично перестали говорить и даже мечтать об увеличении нашей больницы, о покупке рентгеновского кабинета; работы стало меньше, и у меня оставалось больше свободного времени для чтения, размышления и опасений.

* * *

Мы с мамой пошли на русский фильм «Веселые ребята»[624]. Это такая же «клюква», как если бы фильм вертелся не в России, а в Америке. Для советских все, что «частное», — пережиток прошлого и карикатура.

Здесь были два прекрасных концерта Губермана[625] и Миши Эльмана[626], целое событие в нашей жизни. В «Габима» давали «Рахав»[627], пьеса из времен Иисуса Навина, действие происходит в Иерихоне. Им еврейский репертуар всегда больше удается, чем иностранный. В пьесах Шолом-Алейхема, например, нет ошибок в декорации, режиссуре, игре, даже в интонации и костюмах. Театр «Габима» будет увековечен «Дибуком», «Вечным жидом», пьесами Шолом-Алейхема: «Скрипка», «Твой народ», «Сокровище» и «Короткая пятница»[628]. В одном из концертов мы еще слышали новое произведение и очень хорошее «Доктор Дулитл» по детскому рассказу Кестнера[629], а в кино — «Сон в летнюю ночь» с Рейнгардтом[630].

От Рут было известие, что она готовится быть матерью, и в январе она вернулась из заграницы. Моя маленькая девочка сильно изменилась и возмужала. По строгим кибуцным законам она должна была рожать в больничной кассе, в районе ее кибуца. Но мы как-то выплакали ей право жить в предродовой период и рожать в нашей больнице. Ввиду того, что она все равно не могла пойти на работу на девятом месяце после такого большого перерыва, ей разрешили. Эли еще был за границей.

Я дала Рут прочесть ее дневник, вернее мой во время ее раннего детства. Как будущей матери ей это было интересно. Первые слова, шаги, зубки, сидение, стояние, даже детали о здоровье. Я ходила с Рут ежедневно гулять, мы были на выставке в северном Тель-Авиве, но когда приехал Эли, он снял с меня заботу о ее развлечениях.

Наконец появился долгожданный внук. Это был красивый здоровый мальчик. Все наше родильное отделение принимало участие в нашей радости. Рут держалась героем и не кричала. Цветов было масса, подарков тоже, сестры совместно связали покрывало для колясочки. ПРАБАБУШКА была главная персона на брисе[631]. Меир ради такого торжества прислал целую эпиталаму от дяди племяннику. Мальчика назвали Цви по имени моего отца Hirsch (Григория)[632].

Этот 1936 год нам лично принес радость, но в атмосфере была война. Саар по плебесциту перешел к Германии[633] против воли Франции, но при поддержке Англии, которая «боялась усиления Франции за счет Германии». В Германии обострился антисемитизм, Япония готовилась к регулярной войне с Китаем или, вернее, к экспансии на всю Азию. Италия показала пример, как можно подавлять слабых[634], и за это не накладывают никаких санкций.

* * *

У нас во время праздника Неби Муса[635] была арабская демонстрация, и после этого арабская делегация была вызвана в Англию. В апреле начались серьезные арабские беспорядки, которые назвали «פרעות» : убийства из-за угла, грабежи и налеты на колонии и деревни. Десятки убитых и раненых, все больницы начали наполняться.

Ввели военное положение, люди боялись по вечерам выходить на улицу, даже днем некоторые лавки не открывались. Во всех домах были постои «Гагана». Все это вносило беспокойство, беспорядок, грязь, инфекцию, особенно желудочные заболевания, по ночам телефон звонил беспрерывно, молодежь шумела, играли в карты, пили чай. Это принималось как должное, но хозяйки шушукались по углам, боясь громко критиковать. От детей были телефоны — никаких визитов или писем. И по телефону сообщали: «הכל בסדר» («Все в порядке»).

Меир с головой ушел в «Гагана» и запустил свои занятия. Когда нам с Марком выходило ездить по колониям и за город, мы переставали пользоваться своей машиной, а брали такси или поезд, потому что по дорогам арабские партизаны, вернее бандиты, разбрасывали гвозди, шины лопались, была опасность быть выброшенным из машины или быть убитым. Тем не менее в Иерусалиме был устроен медицинский конгресс, на который съехалось много гостей из-за границы.