Поколение справедливости

«Я следовал приказу капрала» – говорит Юн. – «Я выстрелил только тогда, когда Арника побежала, но она пригнулась, поэтому капсула транка попала в курсанта Фабиана, который находился на той же траектории».

Чистая правда и ничего кроме. Кто бы мог подумать, что за правдой можно спрятать истину.

К слову, даже Фабиан искренне уверен в том, что Юн целился в меня.

Если сначала нудный капрал убеждал меня в том, что мне, как предателю Корпуса, не избежать изолятора Справедливости, то второй день следствия завершается тем, что он уже настаивает на моем исключении из Корпуса и, как он выразился, на «принудительном переводе в группу персонала, что обслуживает инфраструктуру бункера». Судя по многообещающему взгляду, с него станется отправить меня на технический уровень прямо под Корпусом, следить за состоянием канализационных труб. Я слышала, что там все вроде бы на автоматике, но… с него станется.

Впрочем, все лучше, чем изолятор Справедливости.

Лежа вечером в своей кровати, я думаю о том, что этот раз, когда я ночую в казарме, может стать последним. Если меня переведут на технический уровень, то, скорее всего, я уже не смогу видеться со своим отрядом.

Я не смогу видеться с Бертом.

Но на самом деле то, каким будет итоговое решение Справедливости – неважно, ведь нет ничего важнее того, что мой друг все еще жив. Любые возможные последствия теряют свою значимость на фоне его возможной гибели.

Следующий день следствия начинается с допроса капрала Финна – и все меняется.

Финн защищает меня, наверное, даже еще более яростно, чем это делала Солара. Он разносит обвинение в пух и прах.

«Здесь нет никакого преступления», – говорит он, едва заходя в допросную, что заставляет помощников Справедливости удивленно переглянуться между собой.

«Исключить из Корпуса? Вы в своем уме?! Курсант Арника поступила именно так, как поступил бы любой толковый диверсант в ситуации предательства одного из авторитетных членов команды!».

«Вы, капрал Бреггс, кажется, забываете, что предатели и перебежчики – реалии любой войны, и наша вряд ли станет исключением. Предателем может быть и тот, кто отдает приказы».

«Она спасла человека. Не зная обстоятельств, мы только мешали ей, и она сумела остановить нас, не причинив никакого вреда».

«Неужели, капрал Ингрид, вы на ее месте поступили бы иначе?», – гораздо тише, всматриваясь в лицо помощника Справедливости.

«Нет, капрал Бреггс, я не собираюсь вешать ей награду на шею, я хочу лишь остановить этот фарс!» – раздраженно. – «Я хочу Справедливости!»

«Повторяю, она действовала, как настоящий диверсант», – устало. – «Каждому бы такое чутье», – со вздохом откидываясь на стуле. – «Было бы оно у меня – ей не пришлось бы здесь сидеть. Ступай, курсант Арника».

И в ответ на возмущенный возглас Ингрид: «Вы что творите, капрал?!» – легкая, спокойная улыбка.

«Пытаюсь поступить правильно».

Этот допрос становится для меня последним.

Расследование отодвигает день нашего выпуска: пока оно не закончится, капралы не смогут подсчитать баллы, полученные на финальном испытании, без которых невозможно подвести итоги нашего обучения. Слишком много спорных вопросов: надо ли учитывать личные баллы Амоса, уже исключенного из Корпуса и взятого под стражу, при подсчете суммы баллов его отряда? исключают ли курсанта Арнику или же нет? стоит ли вычитать у нее личные баллы за нападение на капрала, и если вычитать, то сколько? – и так далее.

О своем беспокойном сне я знаю только со слов соседок по спальне. Альма как-то замечает вслух, что я ворочаюсь так сильно, что лишь каким-то чудом не падаю с кровати. Она говорит, что несколько раз даже пыталась будить меня, но у нее не вышло.

Не помню этого. Ничего не помню. Каждый вечер я засыпаю почти мгновенно, а, проснувшись, как бы ни пыталась, не могу вспомнить, что мне снилось, и снилось ли что-нибудь вообще. Мне кажется, будто я закрываю глаза, чтобы открыть их всего лишь через несколько мгновений, и только мигающие цифры на дисплее браслета убеждают меня в том, что прошло больше двенадцати часов, – и так каждый день.

Никогда прежде я не спала так много. Хорошо, что мы уже закончили обучение в Корпусе и сейчас на нас не распространяется общий режим, иначе у меня были бы проблемы.

Жаль, что мне Константин строго-настрого запретил входить в рендер. Гектор недавно откопал в Архиве настоящее сокровище – он нашел набор файлов моделей и атмосфер достопримечательностей Старого Мира и создал на их основе экскурсионные сценарии. Теперь курсанты, пользуясь моментом, проводят почти все свое время в Большом зале. Я же гуляю по Старому Миру, читая книги – настоящие, бумажные; так как я все еще являюсь курсантом, мне разрешено выносить их за пределы Архива, чем я и пользуюсь.

Я скучаю по Берту. Его почти не видно: как только Константин выпустил его из медблока, капрал Андреа обратилась к нему за помощью со своим расследованием, и Берт, как с ним это обычно бывает, ушел в него с головой. Андреа настояла на том, чтобы на время восстановительной терапии Берт перебрался обратно, в жилой блок своей семьи.