Читаем Покоряя Эверест полностью

Новая база в Кхарте, созданная полковником Говардом-Бьюри в конце июля, была хорошо приспособлена для удовлетворения потребностей альпинистов и, полагаю, стала не менее приятным местом для всех участников экспедиции. Она была расположена на умеренной высоте 12 300 футов[249] и в почти идеальном климате, где воздух всегда был теплым, но не жарким или душным, где солнце светило ярко, но не припекало. Облака плыли по холмам и приносили влагу с юга, но дождей было не слишком много. Здесь уставшее от строгости жизни на высоте тело получало чудесную передышку, к тому же в месте, столь доступном для торговцев из Непала, можно было легко найти свежие продукты. Но, возможно, из-за долгого обитания в долине Ронгбук, где в поле зрения почти не было зелени, зато хватало бесконечных недружелюбных каменных зубцов и уродливых пустых ледников, и даже после любования возвышенной снежной красотой уму крайне требовалась смена обстановки. Было радостью снова оказаться среди цветущих лугов, деревьев и посевов. Вид на глубокое зеленое ущелье всего в миле отсюда, где река Арун течет в Непал, напоминал о богатой растительности и кипящей жизни; яркий контраст земных удовольствий со скупостью природы в засушливом, продуваемом всеми ветрами Тибете. И забытый звук шелеста ветра в ивах, полный воспоминаний, за которые я благодарен, вернулся, умиротворяя и прогоняя малейшие мысли о невзгодах.

Кроме того, база в Кхарте была удобна для нашей разведки. Под нами широкая ледниковая речка вливалась в Арун над ущельем. Этот поток ледниковой воды был первым, встреченным нами с тех пор, как мы покинули ручей с Ронгбука. Он спускался с запада и, следовательно — предположительно, — с Эвереста. Проследовать вверх вдоль него было очевидным планом на следующем этапе нашей деятельности. После четырех ясных дней простоя и переустройства базы в Кхарте 2 августа мы снова отправились в путь с этой целью. Мы предполагали, что долина нашего ледникового ручья приведет нас к горе. Возможно, через два дня мы увидим впереди Чанг-Ла. Дзонгпен[250] предоставил нам местного старосту, которому было поручено привести нас к Джомолунгме, показать нам, где может потребоваться пересечь ручей, и — в случае разветвления долины — уберечь нас от критической ошибки. Но начало этого дня было не самым многообещающим. Нас расслабила спокойная обстановка в Кхарте. Кули работали медлительно и неохотно. Распределение грузов велось беспорядочно. Было много недовольств по поводу пайков, и люди больше не доверяли нашему сирдару. В деревне, где мы остановились, чтобы купить цампу[251], примерно в трех милях вверх по долине, я стал свидетелем любопытной сцены. Поскольку цампа была уже продана, ее нужно было отмерить. Сирдар, стоя на коленях перед большой кучей молотой муки, пересыпал ее в мешок с помощью пустой жестяной банки из-под квакеровских овсяных хлопьев[252]. Каждую меру подсчитывали все кули, стоявшие по кругу. Они следили за тем, чтобы их пайки были полны. И это еще не все. Они хотели видеть в своих пайках не только цампу и рис, но и чай, сахар, масло, кулинарный жир и мясо в армейских нормах. Это было совершенно новое требование, выходящее за рамки заключенной с ними сделки. Конечно, следует прояснить, что ради их так называемых «излишеств» я старался извлечь максимум пользы из денег (100 тангка[253] или около того), оставшихся в бюджете после покупки муки и риса. Покупка «деликатесов» сверх основного пайка всегда вызывала определенные трудности. Кули сильно не хватало таких продуктов на северной стороне, хотя мы не сомневались, что часть денег на продовольствие осела в карманах сирдара. Мы надеялись, что нам удастся предотвратить повторение подобного. Но даже в таком случае вопрос был не так прост. То, чего хотели кули, не всегда можно было купить, либо по местным ценам это было слишком дорого. В этот раз нашу трудность разрешил обильный запас перца чили. После долгих пререканий, притом что все были на взводе, вид обилия красных ярких аппетитных перцев чили одержал верх. Наконец мои приказы исполнили. Кули взяли свои грузы, и мы снова тронулись в путь.


Петханг-Ши


Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное